Каменносечный ввергнут фриз,
В который факел свой метнула
Гетера пьяная Таис.
Когда оскудевает вера,
Имперская слабеет речь
И вдруг находится гетера,
Чтобы историю поджечь.
«Ислам. Костёр. Ночной призыв к оружью…»
Ислам. Костёр. Ночной призыв к оружью.
Вопящих джиннов хохот и тоска.
Блуждать в песках и пить мочу верблюжью,
Въезжать с победой в крепость из песка.
Так жизнь пройдёт, петляя по барханам.
И смерь в пути от жажды… Вот когда
Цветением своим благоуханным
Тебя обдаст и оживит джида.
Под сенью пальм волшебно-тиховейных
Впредь испытаний для блаженных нет,
И девственницы плещутся в бассейнах,
И преподносят отроки шербет.
«Монголия, чьей песни заунывной…»
Монголия, чьей песни заунывной,
Текучей и вливающейся в сон,
Далёкий оклик, звук её призывный
Еще ко мне и нынче обращён.
Ведь надо было, чтоб трава иссохла
И падал скот, чтоб двинулась орда,
Чтоб злая кровь мир залила, как охра,
И древние пылали города.
Чтоб с каплей крови чуждой и немилой
Кочевника разгульная тоска
Через века влилась и в эти жилы,
Соединив холмы и облака.
С письмом в руке застывшая голландка
И нежный с лютней женственный лютнист…
А в Венгрии дела идут не гладко,
Разбойничий звучит по чащам свист.
Любимую Веласкес пишет пряху,
И тянется хмельниччины резня,
Карл возлагает голову на плаху,
И вся толпа ликует, гомоня.
Индусов косит чёрная зараза,
Над Рейном золотятся облака.
Спиноза, оторвавшись от алмаза,
Швыряет муху в сети паука.
В Стамбуле новоявленный мессия
Надел чалму, поцеловал Коран.
Возникла из Московии Россия,
Гудит раскол, внезапный, как буран.
А здесь, в степях, нашествие калмыков,
Улыбка Будды и великий джут.
Примчалась к юртам конница, погикав.
И рубят молча, и угрюмо жгут.
Вдруг раздаётся крик звенящий
В татарском призрачном селе,
То путника в дремучей чаще
Застигла ведьма Шурале.
Напала и переборола,
И глухо шепчется листва…
Но, впрочем, облика и пола
Нет у такого существа.
Когда оно возникнет в дымке,
Увидишь: плавны и легки
Его опасные ужимки
И смертоносные прыжки.
Сжимая чьё-то сердце жёстко,
Смеётся чудище, и вдруг
Оно вселяется в подростка,
Вбегает в освещённый круг.
Текут мерцающие тени,
И, пестрым маревом повит,
Он пляшет на нью-йоркской сцене,
В Париже блещет и парит.
И нет земного притяженья,
Лишь обольстительны и злы
Рывки и властные движенья
Лесной заворожённой мглы.