Зимой либо в период осенне-весенних холодных дождей и ветров, когда находиться на улице долго было крайне неприятно, все постоянные обитатели речного берега перебирались на заброшенную стройку, и жизнь начинала кипеть уже там.
У местных бомжей были свои обжитые квартиры, обустроенные принесенными с помойки диванами, матрасами, столами и прочей домашней утварью. В бочке в центре комнаты, а порой и просто на бетонном полу полыхал костер, дарующий свет и тепло зимними вечерами.
Мы, будучи в то время уже семиклассниками, тоже частенько бывали на стройке – прогуливали там школу, играли в прятки, казаки-разбойники, пережидали непогоду, учились курить. Квартиры бомжей старались обходить стороной, выбирая для игр другие этажи, или же уходили в соседнее здание. В общем, мы не мешали им, и за это они не трогали нас. Такой негласный симбиоз детей с бомжами.
Когда я перешла в девятый класс, девочка-пятиклассница, играя с друзьями на стройке, упала с балкона третьего этажа на торчащую из земли арматуру и умерла. Эта трагедия вызвала резонанс, и стройку обнесли глухим забором, поставили круглосуточную охрану и запустили на территорию стаю собак. Больше там никто не играл.
Лето после седьмого класса мы с Лерочкой и ее старшим братом Данькой провели в деревне. Лерочкины родители купили там домик и на лето отправили детей туда, а заодно уговорили моих родителей сделать то же самое.
– Девчонки в городе все время вместе, так пусть и туда вместе едут, – сказал Лерочкин папа, и мои родители согласились.
В деревне для нас было настоящее раздолье. Мы все время проводили на улице – ходили в лес за ягодами, бегали купаться на карьер, катались на велосипеде по полям и лесам. Я перестала наконец бояться гусей и петухов, из-за чего первое время надо мной потешались местные.
Питались мы тоже по-деревенски. Творог, сметана, яйца – стандартный набор, который мы ежедневно покупали у местных жителей, а блины и оладушки готовила Лерочкина бабушка. После деревенской диеты в город я вернулась той еще булочкой – на радость маме.
Дом Лерочкиной бабушки был на другом конце деревни, поэтому мы хоть и были под ее присмотром, но не таким чутким, как хотелось бы родителям. За нами неустанно следил лишь Данька, ему тогда исполнилось шестнадцать, и два терьера – Шери и Дига.