У нас даже была игра. Мы садились друг напротив друга и клали руки на стол. Ровно посередине дедушка помещал какой-нибудь предмет. Обычно игрушку или что-нибудь вкусненькое. Потом он закрывал ладонью один глаз, а я должна была понять, видит он меня или нет. Когда я говорила, что не видит, и тихо тянулась рукой за предметом на столе, дедушка свободной рукой внезапно хватал меня за руку. Я визжала от неожиданности и закатывалась хохотом. Затем он менял глаза, но все равно в нужный момент ловил меня за руку, а я опять визжала и опять хохотала.
Несмотря на свою напускную строгость и серьезность, все-таки дедушка был добрым.
Каждый вечер после работы папа забирал меня от дедушки с бабушкой, и мы вместе возвращались домой через поселок. Вообще вся моя детская логистика была связана с папой. Он отводил и забирал меня из садика, отвозил в школу, а вечером забирал от своих родителей. Когда мы с папой не спеша шли домой, он внимательно слушал мою детскую болтовню и учил контактировать с окружающим миром и животными. От бабушкиного дома до нашего пятнадцать минут пешком, но для ребенка пятнадцать минут – это бесконечно долго, а такая прогулка – настоящее путешествие. Из этих прогулок я, ни разу не видевшая деревни, узнала, как кусается гусь и клюется петух, какие забавные цыплята, как они быстро могут бегать и плохо пахнуть, какая большая корова и красивая лошадь и почему к ним не стоит подходить сзади.
Тогда для маленькой Кати папа был самым близким и самым любимым человеком на свете. А мама? А мама всегда была чем-то занята.
Пока я не родилась, папа был летчиком (он часто рассказывал мне о том периоде своей жизни, и глаза его светились от счастья). Он окончил с отличием летное училище и летал на кукурузниках – опылял поля от вредителей, поливал, пожары тушил. В общем, опыт его активно применялся в сельскохозяйственной авиации. Какое-то время летал на вертолете, его даже хотели призвать на контрактную службу в Афганистан в начале войны, но папа отказался. А потом родилась я, и папа решил, что время, проводимое с дочкой, ему дороже самолетов.
Когда мне было четыре, по выходным мы с папой часто ездили или ходили пешком к его друзьям или приглашали его друзей к себе домой. Они вместе с папой выпивали, закусывали и становились веселыми. Я крутилась где-то рядом, таская со стола что-нибудь вкусненькое. В промежутках между застольными ритуалами все пытались как-то развлечь меня. Играли со мной в догонялки, прятали в кулаки конфетки, чтобы я угадывала, щекотали и подбрасывали в воздух. Последнее мне не нравилось. Я визжала от страха, а взрослые думали, что от веселья, и продолжали меня кидать к потолку. Мне же каждый раз казалось, что либо я вот-вот узнаю, какой потолок на ощупь, либо подвыпивший дядя Вова подкинет меня вверх, а поймать не успеет и я узнаю, какой на ощупь пол. Впрочем, какой на ощупь пол, я знала и без того, а потому очень не хотелось, чтобы дядя Вова меня случайно не поймал. Эти мысли приводили меня в ужас, я визжала еще громче, а папа с друзьями еще громче хохотали.