Наконец, позвали за стол, и гости потянулись из гостиной в столовую. Петр Петрович, войдя в столовую, не удержался и ахнул, за что супруга больно толкнула его локтем в бок. Яблочкин еще раз ахнул, на сей раз от боли.
Стол у Яблочкиных всегда был самый роскошный в городе. Никто из московских купцов и фабрикантов не мог тягаться с Петром Петровичем в хлебосольстве. Сам же Петр Петрович был в ужасе от таких растрат и только сейчас в полной мере осознал масштаб праздника. Он готов был расплакаться.
Стол ломился от разного вида закусок: икра, колбасы, сыр, селедка, сардины. В ряд выстроились бутылки и графины.
С каждой опрокинутой рюмкой Петр Петрович становился все более хмурым. Он исподлобья смотрел то на одного гостя, отправлявшего в рот кусок буженины, то на другого, цеплявшего вилкой сморчок. Он уже посчитал в уме, на какую сумму сегодня покушал Иван Иванович, а на какую Александр Степанович.
Он взглянул на жену и увидел, что она не только не переживает, сколько денег угроблено, выброшено на ветер, но более того, наслаждается тем, какой эффект она произвела на всех этих людей.
Петр Петрович нашел глазами Марту. Она тоже была спокойна и довольна. Что касается Ефима, то тот и вовсе был пьян.
«Аа! Бездельники!» – со злостью подумал Яблочкин. – «Но ничего, и я сегодня повеселюсь!»
После ужина все разбрелись по разным занятиям. Одни стали играть в карты, другие – в фанты, третьи – просто уехали.
Петр Петрович, по-прежнему хмурый и уже немного хмельной, приказал созвать близких в свой кабинет. У него была для них новость. Впервые за весь вечер он улыбнулся.
Такси остановилось у роскошного старинного особняка. Каменный двухэтажный дом стоял углом. Фасад с гербовым щитом, башенка с куполом, полукруглые окна на втором этаже. Несмотря на свое величие, дом был угрюмым и на первый взгляд казался нежилым.
Саша поежилась.
«Мрачновато» – подумала она.
И тут, словно в подтверждение ее слов, мелькнула тень. Это была высокая худая женщина. В свете фонаря Саша увидела ее лицо. Некрасивое, иссохшее, с впалыми щеками. Такие лица бывают у сильно пьющих женщин. Она прошла мимо Саши быстрыми шагами, не взглянув на нее и не обернувшись.
«Жуть» – подумала Саша.
Однако мрачное ощущение рассеялось, как только писательница оказалась внутри дома. Ярко освещенная массивная лестница была до того широкая, что на одной ступеньке могло уместиться человек десять. Кругом мрамор, белые колонны, канделябры на стенах. Саше на миг показалось, что она переместилась в XIX век.