О, любовь!
Лёгкая любовь,
Неутомимая, быстрая.
Как чужда!
Чужда чувствам вдов,
Ведь по природе чистая…
Но вновь!
Возможно, вновь,
Однажды
Найдёт она свой кров.
Развеется мираж, но,
В конец отдаст, что важно,
Устроя рай без слов,
Пока не столь продажна.
Взглянув на морщинистое лицо сестры, женщина усмехнулась правдивости только что прочитанного стихотворения, автором которого являлась неизвестная «М. Т.». Герда потеряла дорогого и любимого мужа семнадцать лет назад в ужасающей даже спустя десятилетия войне. Кажется, сейчас она уже забыла об этом, но никто не мог знать, что действительно творится в душе приветливой и милой старушки.
В это время старшая дочь Герды – Берта – намывала жюлькорпом3 своего маленького сына Олежку, на что последний реагировал крайне негативно, вследствие чего брыкался и капризничал. Однако мать уже привыкла к неуёмному характеру своего сына.
Отложив в сторону книгу в красной бархатной обложке, Зоя приоткрыла другую – простую, в синем переплёте, – и прочла:
Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной;4
Это усиление речевого воздействия, используемое автором, которое недавно начало именоваться идемсатусом5 не вызвало в душе Зои должного отклика.
***
Хризента, третья дочь Герды, в свои тридцать четыре года до сих пор страдала от детской нерешительности6, сидя на коленях, окружённая обаянием одной из комнат в стиле рококо, по обыкновению заваленной множеством шкатулок, ожерелий, дневников, писем, колец и прочими безделушками, разбирала старинные альбомы семейства Айнзам. Глядя на утомлённые и измученные долгой фотосессией XIX века лица, Хризента – крайне сентиментальная особа – не сумела сдержать слёз и мыслей о тщетности бытия, и это чувство не покидало женщину, а только усиливалось после лицезрения фотографий своего детства и детства дочери Лины, которой исполнилось целых одиннадцать лет.
В то же время, на первый взгляд скучая в просторной классицистической комнате, Оксан упорно корпел над «делом своей жизни» – изобретением, смысл которого был ясен лишь ему одному. Творение сие представляло собой аппарат, внешне схожий с принтером, только уменьшенный и дополненный многочисленными кнопочками, какими-то рычагами и регуляторами.
По словам Оксана, этот аппарат, названный им персофоном