Один из членов жюри, грузный мужчина с выпрямленными волосами, спросил:
– Как получилось, что такая красивая девушка заинтересовалась науками?
Сидевшая там же женщина сделала замечание:
– Майкл, вы переходите границы.
Другой член жюри, мужчина, предупредил:
– Майкл, вы можете нарваться на штраф.
Я ответила:
– Меня волнует проблема кислотных дождей. Они уничтожат наш мир.
Трое судей переглянулись, когда я стала теребить жакет из кроличьего меха.
– Красивая шубка, – похвалила женщина из жюри.
– Папа выиграл ее в покер, – сообщила я и потерла глаза тыльными частями ладоней.
Я знала, что не выиграю золотой ключ: поняла это по тому, как члены жюри переглянулись, когда я выходила из небольшой аудитории. В коридоре я поискала своего научного руководителя, но ее не было видно. Дом культуры кишел детьми, волнующимися из-за конкурса. Ученики Старшей школы имени Мэйса ходили в нежно-голубых с золотом рубашках. На мне была такая же, потому что только так я могла участвовать в научной ярмарке, но поверх нее я надела свой жакет, застегнула пуговицы и подпоясалась ремнем, хотя в здании было тепло.
На плечо легла чья-то рука. Я обернулась и увидела женщину из жюри.
– Ты сделала хороший проект, – сказала она, – но тебе следует поработать над самоподачей.
Я вскинула подведенные карандашом брови.
– Не надо показывать коготки, милая, – посоветовала она. – Я говорю это для твоего же блага. Как женщина женщине.
Я ничего не ответила. Дама из жюри слегка погладила жакет, будто питомца, и зашагала прочь.
Я вышла из дома культуры и встала на ступенях перед ним, прижав к губам карандаш, как сигарету. Это была дурацкая привычка, вроде нервного тика, и переняла я ее у Джеймса. Он постоянно ненадолго отвлекался от любого занятия, чтобы выкурить «Кулз». Хотя мама разрешала ему дымить в доме, иногда он выходил на перекур во внутренний дворик. Я часто следовала за отцом, стояла рядом и наблюдала, как он прикрывает ладонями зажженную спичку. Когда Джеймс раскуривал сигарету, казалось, будто единственное и самое важное в мире событие в этот момент происходит в нескольких сантиметрах от его лица.
Стоял ноябрь, было уже морозно. Такой половинный день рождения не мог обещать хорошего года. Так как меня скрывала от посторонних глаз колонна, я довела игру до конца: «затушила» коротенький карандаш о подошву мокасина. К шуму машин, проносящихся мимо по Пьемон-авеню, примешивалось какое-то мяуканье. Я выглянула из-за колонны – и что же увидела? Прямо перед стеклянными дверями стояла Шорисс Уизерспун и рыдала так, будто ей разбили сердце.