– Лариса! Что ты такое мне говоришь?
– Лариса! Ты даже имя мое произносишь как-то особенно. Да и Ларисой меня никто не называет уже. Лора и Лора! Как проститутку какую-то!..
Соболев повел свои губы от одного ее виска до другого, через лоб, обцеловав по пути бровки и переносицу. Потом голова его тихонько опустилась к своему тепленькому месту на ее груди.
– Ты что-то важное начала мне рассказывать, – проговорил он.
– Важное? О боже! Все, что я рассказываю, уже не важно. Важно только то, что сейчас.
– Согласен. Хотя это и легкомысленно. А легкомыслие для женщин – горе.
– О-о!.. К горю мне не привыкать.
– Не надо к горю привыкать. Горе портит человека.
– А я думала, что горе закаляет.
– Женщина, привыкшая к горю, влечет к себе тиранов и садистов. Не мирись с горем, Лариса!
Соболев произнес это, оторвав лицо от груди и проникновенно глядя ей в глаза.
– Господи, Соболев, поцелуй меня еще, поцелуй! Я умираю, когда ты на меня так смотришь!
А через некоторое время она опять заговорила:
– Так вот… Посидели мы втроем в «Зодиаке», попили шампанское, осмеяли, оборжали все события, и мой Степанов, уже хороший, заводит старую пластинку: вернись, я все прощу! Это он мне собрался что-то прощать! Кобель помойный, который трахает все, что еще шевелится. Я от смеха чуть не захлебнулась. Да еще это при Светке. Кстати, ты не знаешь, что он и с Березкиной трахался?
– Нет, не знаю.
– Это умора, сдохнуть можно!.. Короче, год назад это было. Сразу после нашего развода. Раз отвез ее домой, потом второй, третий!.. Что-то, думаю, не то! Беру Светика за белы косы и лицом к стенке. Света моя – тыры-пыры, круть-верть – деваться некуда, и раскалывается подруженька. Говорит, проверить хотела, с кем это ты столько лет прожила! Ну и как? – спрашиваю. Да, говорит, дерьмо собачье! Ты, говорит, ничего не потеряла, что бросила его. Посмеялись мы по этому поводу, потом выпили.
– Какая прелесть!
– Ну так вот. Сидим мы, значит, у нее на кухне, коньячок попиваем, мужиков вспоминаем. И тут звонок в дверь. «Кто?» – спрашиваю у Светки. Светик аж побледнела. «Степанов, – говорит, – должен был прийти». «Спокойно, – говорю, – сейчас ему сюрприз будет!» Открываю дверь. Стоит, гусь! И в руках коньяк. А я ему сразу в лоб, чтобы не успел ничего сбрехать: «Что, – говорю, – пришел конец помочить? Проходи, проходи, сейчас мы его тебе вдвоем помочим, долго он у тебя после этого не высохнет!» Можешь представить его рожу! Но, падла, надо отдать должное, не растерялся. Профессиональная наглость, ничего не попишешь. Ментам без наглости нельзя. Хоть бы тебе смутился! Говорит, у него с Березкиной был дружественный акт. А коньяк принес для того, чтобы выпить и забыть об этом навсегда. Представляешь? Но Березкина – тоже молодец! – кричит ему из кухни: «Я это забуду только в одном случае: если никогда больше не увижу твою ментовскую рожу!»