Что касается боевиков или их подручных, которых я давно научился отличать от простых обывателей, обнаружил закономерность, которая заключалась в том, что они поздно просыпались после долгих ночных бдений и высыпали на трассу где-то к полудню. Моя задача заключалась в том, чтобы проскочить поселок до вступления ими в «активную» фазу времяпровождения. И если не удавалось по каким-либо не зависящим от меня причинам, приходилось сворачивать на неизвестные мне неприметные поросшие травой от отсутствия постоянного движения дороги. Блуждая по косогорам и буеракам, оттягивал время, чтобы подъехать к злосчастному месту ближе к вечеру, когда вызывавший вполне обоснованные страхи люд, развеяв скуку, разбредался по своим большим и маленьким делам.
Множество рейсов, которые сделал по только мне известному принципу, завершившихся без особых происшествий, окончательно убедили в правильности принятого мной решения.
VIII
В конце маршрута, выбранного в качестве основного, всех въезжающих в Грозный встречала зловещая надпись, которую задолго до командировки в Чечню не раз видел в телевизионных хрониках чеченской войны. Сделанная большими буквами на всю длину стены, выстроенной из стандартных бетонных плит, она «гостеприимно» зазывала непрошеных гостей: «Добро пожаловать в ад!» Долгое время смотрел на нее как на обыкновенную мальчишескую забаву. Одновременно был абсолютно уверен, что злобное предупреждение, скорее всего, появившееся перед самым началом активных боевых действий, не имеет ко мне никакого отношения, так как среди тех, к кому было адресовано, меня не могло быть по определению.
Не причислял себя и к предприимчивой когорте дельцов различной масти, у которых, как только приступили к восстановлению разрушенного, вдруг проснулся повышенный интерес к воюющему региону. То, что случилось в Чечне, казалось трагической ошибкой, которая произошла, и ничего с этим уже невозможно было поделать. Разве что постараться внести хоть какую-то лепту в смягчение страданий, которые выпали на долю мирных жителей мятежной республики.
Но со временем с большим сожалением обнаружил, что надпись начала действовать на меня с какой-то завораживающей силой. Каждый раз, покуда не оставалась позади бетонная стена, по чьей-то неведомой воле стал читать ее, не переставая, будто заучивая наизусть, хотя запоминать было нечего. И никак не мог уяснить для себя, почему она вдруг стала так сильно беспокоить меня.