Главы для «Сромань-сам!» - страница 7

Шрифт
Интервал


Подруга со студенческой скамьи, поженились неделю спустя после получения дипломов. Ах, Тонечка – Длинная Коса… самая стройная девушка на курсе… Тонюсенька…

Всю жизнь преподавала в школе мову и литературу, а дома читала Марину Цветаеву всевозможных годов издания.

– Антонина Васильна, у тебя дома уже целый склад этой Цветаевой, эту-то зачем купила? Они ж дублируют друг друга. Стереотипные.

– Ты ничего не понимаешь, Дмитро…

Как будто есть что понимать: новое платьице старой, но любимой кукле.

Однако борщи готовит неоспоримо Украинские.

С каких же это пор он начал величать её по имени-отчеству? Ну это ещё дети рядом жили… Да, точно… Сперва в шутку, теперь просто само—и только так, а не иначе—выскакивает, на автомате.

А и на что тут удивляться? – от косы осталась только стрижка волнистых волос ослепительно белой седины вокруг лица в сухих морщинах. Пенсионерка Антонина Васильна Марину знает назубок, но всё равно порой ещё полистывает… Причём из самых давних годов издания.

Но стройность всё так же при ней. Тонюсенька…

Вот так, с достоинством и без суеты, с приличествующей Старшему Преподавателю Кафедры Английского языка Государственного ордена Трудового Красного Знамени Педагогического Института имени (нет, придётся всё ж таки перевести дух), да, с неторопливостью, и не углубляясь в медитации на какую-либо из длительно конкретных тем, Дмитро Иваныч снизошёл на площадку между своим и четвёртым этажами.

Навстречу раздавался звук поспешливо-уверенных шагов, а вскоре различилось и запыханное сопение через нос…

* * *



 Комплектующая #2: Звучание Отчаяния

На выходе из подъезда через дверь распахнутую давно и безвозвратно, пришлось немножечко прижмуриться от солнца прямо над самой головой. Каждый из глаз жмурился чуть-чуть по-своему: тот, который левый, поплотнее, а правый не настолько же и потому, со стороны, лицо, наверное, казалось заносчивым и храбрым или уж так ей просто чувствовалось, про себя, изнутри.

Инна замерла на полминутки, лицом к лицу жаркого солнца середины лета, что длилось уже без конца и края и ему столько же ещё до сентября, а затем перешла поперёк асфальтовой дорожки перед зданием в тень по ту сторону, под рослые деревья вишен, и миновала невысокий борт дощатого квадрата песочницы, где вкруг осевшей горки мелкого речного песка ёлзала малышня, таская свои малявские машинки по зыбучим волнам барханистой россыпи: