– Кого-кого?
– Наша боевая группа, – похвастался Мейсонье, – легализована на прошлой неделе. Теперь мы – это два добровольческих батальона, «Иль-де-Франс» и «Шампань». Я – из «Шампани».
– Ни фига себе… Большой Эрнест в рост пошел…
Яков задумался. Эрнест Хартман реально был большим – ростом выше двух метров, и в сверхтяжелом весе. Этот американец-гомосек, отягощенный наполеоновским «комплексом полноценности», провозгласил целью мирового ЛГБТ-сообщества построение «новой цивилизации», в которой натуралам не было места.
В лучшем случае, их уделом станет доживание в резервациях, как неисправимых и неизлечимых «предков ЛГБТ-людей, новой расы, свободной от животных инстинктов». По обе стороны Атлантики, на плакатах или просто краской по стене выводилось: «Гей – не примат!»
«Мы не млекопитающие, чтобы плодиться и размножаться половым путем, – с гордостью вещал гомофюрер. – Мы – вершина эволюции, наш путь лежит через клонирование и партеногенез!
Мы выше, мы чище, мы – ЛГБТ-человечество! Да здравствует гомократия! Пусть реет над миром радужный флаг!»
А теперь, значит, Большой Эрнест легализовался… Значит, это кому-то надо.
– Свободен, – процедил Лот.
Мейсонье буквально вспорхнул, и почесал в лес. Проводив его глазами, Яков махнул рукой «Аббату»:
– Нам тоже пора.
Когда «Руссо-балт» оказался на противоположном берегу, Бертран сказал смущенно и ворчливо:
– Я думал, ты его… того… ликвидируешь. Извини…
Лот улыбнулся.
– Мы же в «спецухах» были, лиц он не видел, а рассказывать, скорее всего, побоится.
Выехав на шоссе, Яков вызвал «Идальго» Робера. Вскоре над плашкой радиофона замерцала стереопроекция, изобразившая голову Робера. Лицо у «Идальго» было симпатичное, а очки в роговой оправе придавали ему черты хрестоматийного «ботаника».
– Привет, Яков! Ушли? Все нормально?
– В штатном режиме, – ответил джип, и перевозчики рассмеялись.
– «Идальго», – заговорил Лот, построжев, – я на той неделе переправлял семью через Карпаты, и чуть не вляпался. На меня устроили засаду погранцы, а сдали нас «розовые». Кстати, сегодняшняя облава – тоже их поганых ручонок дело.
Лот сжато передал новости, и лицо у Робера приобрело серьезное выражение.
– Добробатовцы, значит… – протянул он. – Ла-адно… Будем работать.