– Здравствуй, Андрюша, – донёсся до ушей, откуда то сверху писклявый девчачий голос.
– Пппри-вет, Ннна-ташка, – еле вытолкнул сквозь посиневшие до фиолетовости губы Андрюша, постукивая зубами. Покосившись на присевшую рядом, одетую в полностью закрытый купальник девятилетнюю девочку, спросил:
– Когда приехали?
– Вчера. Как только занятия у меня в музыкалке закончились, так и сюда. Бабушка сказала, если тебя увижу, чтоб ты своей маме передал, пусть за молоком приходит.
Андрюша чуть содрогнулся от рвотного позыва: ну, вот, опять мама будет насильно пичкать его(хорошо хоть время от времени), этим жирным козьим молоком, которое она считает жутко полезным и крайне необходимым для здорового питания своего сыночка. Одинокая бабушка Наташки Еремеевой, держащая, у себя в хозяйстве, одинокую же козу, у которой время от времени появлялось потомство, приходилась какой-то дальней родственницей отцу. Отец с этой семьёй практически не общался, не хотел знаться, все родственные отношения поддерживались Надеждой Николаевной, несмотря на то, что Еремеевский "бабский колхоз" относился к ней несколько высокомерно. Потому что, почти "коренным" москвичам, да ещё и советской "полуинтеллигенции", было, как-то, "заподло" тесно общаться с работяжной лимитой. Огромный дом-дачу, с приличным участком в двадцать соток, бабушка Еремеевых, пописывающая "бронебойно-партийные" стишки, получила вместе с мужем недолго просуществовавшим рядом с ней. Муж "гениальной" поэтессы, Яков Абрамович Бурков, работал непонять кем, в одном из многочисленных НИИ. Брак их продлился около пяти лет, после чего, на радостях от того, что ему удалось вырваться из "семейной тюрьмы", Яков Абрамович с одним чемоданом, плюнув на всё имущество и московскую прописку, "ускакал выпучив глаза" в Новосибирск, в академгородок, лишь бы быть подальше от "пламенной музы". Да и вообще, ни возле бабушки, ни позже около мамы, а позднее, около старшей сестры матери Наташки Еремеевой, мужики не задерживались. С мужем старшей сестры Наташкиной матери даже до свадьбы не дошло, через полгода сбежал. С отцом самой Наташки, мать её, повела себя поумнее, сразу же женив его на себе, благодаря чему он продержался больше года, сбежав, уже когда Наташке было месяца три-четыре от роду, куда-то на один из приисков Магадана. Но и там, "рука закона" дотянулась до него и, "отшлёпав по морде" исполнительным листом, обеспечила тем самым, всю семью, "жирным северным куском", в довесок к хилому семейному бюджету женской династии.