Шагнув вперед, я схватилась за железные прутья.
– Мне же положен один звонок, правда?
Полицейская, латиноамериканка лет двадцати с чем-то, положила руки на пояс и, нахмурив темные брови, окинула меня взглядом.
– Сегодня не твой день, принцесса. Если мне придется смотреть на это отвратительное платье, – она кивнула на мое красное, восхитительно кружевное платье от «МакКвин», – еще хоть минуту, у меня голова будет раскалываться до конца смены.
Я попыталась прикусить язык, но не успела.
– Можешь сколько угодно винить в этом мое платье, но мы обе знаем, что башка у тебя будет трещать из-за старческого пучка на твоей макушке, cogliona.
Прищурившись, она шагнула в мою сторону.
– Как ты меня назвала?
– Воу, – вмешалась другая полицейская, положив руку на плечо коллеги. – Мартинез, пойдем.
Латина враждебно посмотрела на меня, а потом удалилась вместе с напарницей.
Я развернулась, уже готовая начать метаться от стенки к стенке, но обнаружила, что в камере не одна. Рыжая проститутка, давно уже не в расцвете сил, сидела в углу и наблюдала за мной сквозь слипшиеся от туши ресницы. Ее тональник был на несколько тонов темнее бледной кожи, а сетчатые колготки в дырках.
– Они не забрали твою обувь.
Я взглянула на свои красные туфли от «Джимми Чу».
– Красивые, – сказала она, отколупывая лак с ногтей.
Посмотрев на ее голые ноги, я вздохнула и села на лавку рядом с ней.
Они не забрали мою обувь, потому что мне не грозило остаться в камере надолго. Вне всяких сомнений, уже через несколько минут за мной должна была прийти какая-нибудь важная шишка в костюме не по размеру, чтобы отвести меня куда-нибудь, где есть диван и кофе – чтобы там, в комфорте, я разговорилась и вывалила им все секреты «Коза Ностра».
«Позорище».
«Ничтожество».
«Как тебя любить такую?»
Я пожевала нижнюю губу, чувствуя, как в груди зарождается тревога.
– Сколько стоили? – спросила моя соседка, и в тот же момент в конце коридора хлопнула дверь. От эха этого звука волоски на моих руках встали дыбом.
Я услышала его раньше, чем увидела.
И сразу поняла, что за мной прислали федерала.
Профессиональный и безразличный голос с неуловимой ноткой в каждом слове, острый и жесткий, словно тайный грех, который держат запертым глубоко в душе.
Его следующее слово – Джианна – скользнуло по моей шее словно прикосновение стальных крыльев к чувствительной коже. Я стерла это ощущение рукой, перекинув волосы через плечо.