Учёный глубоко вздохнул и ответил:
– Как только эта опора появится у людей, они в этот же миг его уничтожат, они будут обвинять эту опору во всех своих бедах, они будут глумится и потешаться над ней, стараясь показать своё превосходство или животные желания. Сынок, пойти меня и прислушайся ко мне так, как ты всегда меня слушал.
– Я слушаю вас, отец.
– Ты находишься вне их мира, за его пределами, я же был на его дне, откуда чудом смог выбраться. Я бежал оттуда, как бежит любая живность от пожирающего пожара, я хотел стать китом, чтобы затушить это, желал быть коршуном, чтобы поднять их вверх и показать всё сверху, но мне это не удалось. И не только мне, но и тем, кто хоть немного был со мной. Поэтому я ушёл, покинул их мир навеки и навсегда, чтобы не видеть, не слышать и не встречаться с ними.
Любой мой выход, мои титулы, люди, которые приходят ко мне знают меня как совершенно иного, и я еле себя сдерживаю, чтобы не уничтожить любого пришедшего из мира людей. Если тот, кого ты встретишь – человек, то рано или поздно жди от него зла, он и есть то самое зло. Я никогда тебе такого не говорил, но теперь приходится сказать, ибо ты всё это время был в моём мире, том месте, которые я создал.
Сынок, самое большое твоё богатство – это ум, страшнейшая нищета – это невежество, опаснейший из грехов – это самолюбование, великий дар твоим потомкам – твоё добрый нрав. Так не уходи в тот мир, зачем тебе покидать этот? Увеличивать границы моего мира, которые я оставляю тебе, ибо ты и только ты мой единственный наследник. На земле нет никого могущественнее меня, но я не уничтожаю никого, как бы велико не был мой гнев и только чтобы сохранить эти жизни нужно уходить, бежать как можно дальше, быть в полном одиночестве.
Помни, что есть два вида одиночества, один из них – страшнейшая пытка, одиночество в толпе, то, что ты ощущаешь каждый миг, каждую секунду пребывая с людьми, а второй его вид – это блаженство, то одиночество семьи, когда оно в безопасности, когда оно одиноко относительно чудовищ. Так лучшее наслаждение, которое стоит сразу после удовольствия от озарения или реализации идеи – это покой, это одиночество от чудовищ.
– Но отец, может не всё так уж плохо, как вы видите? Возможно ли то, что даже среди тысячи будет один, тот кто будет добрым или хотя бы имеет шанс таковым стать? А также, мы всегда будем вместе, но вы сами говорите, что нужно идти дальше и, если я буду развивать только наш мир или только сам, не буду ли я самым большим эгоистом, не протянувшим руку? Ведь этому вы меня учили – доброте.