Сегодня будет вечер посвящений. Так получается, что за каждой песней стоит какая-то история, человек какой-то. Поэтому я буду вам маленько рассказывать, чтобы понимали, откуда у песни ноги растут.
Не помню точно, что я пел в детстве, помню, как у меня началось с гитарой. Сидели как-то за бутылкой мой дед и отец. Сидели, выпивали, говорили о важном. Тут толи водка закончилась, толи темы для разговоров, короче, посмотрели на меня оба – и дед сказал: «Надо парня куда-то учиться отдавать». Отец возразил: мол, художественную школу парень закончил, в спортивную секцию ходит, с него хватит. Тогда дед напомнил отцу, что у того на стене гитара пылится: вот пусть парень на ней играть выучится, опять же инструмент покупать не нужно. На том и порешили. Мы пришли домой, отец снял со стены гитару и вручил мне со словами: «Это гитара, она как женщина – с ней аккуратно надо». Стер рукой пыль с женщины, сыграл мне начало песни про колокола и вручил инструмент. По его взгляду я понимал, что варианта не научиться играть у меня нет. Я принес гитару в свою комнату, посидел с ней чуть-чуть, повесил ее на стену и лег спать.
Снилось мне, что надо мной стоят дед и отец и смотрят так пристально, а я сижу с гитарой и не могу настроить ее, кручу колки, дергаю струны, и мне стыдно. Наутро я пошел в библиотеку и взял там самоучитель игры на шестиструнной гитаре.
Самоучитель оказался мутным, там учили играть нотами, а ноты надо было еще научиться читать. Короче, дело оказалось серьезным и не решалось скоро.
Через какое-то время я узнал, что в школе открылся кружок игры на гитаре, и направился туда. Высокий мужчина с усами, прораб со стройки, придирчиво оглядел гитару, сказал что-то вроде «хорошие дрова» и настроил мой инструмент. Я был счастлив. В кружке я научился играть песню про «лыжи у печки стоят», про «солнышко лесное» и про то, как «люди идут по свету, им вроде немного надо», что-то про прочную палатку и про путь. Тут мой интерес иссяк, и я увлекся какими-то другими важными пацанскими делами.
Вспомнил я про гитару, когда настало время дружить с девочками. В школе парни организовали ансамбль и что-то играли на электрогитарах, а девочки каждую репетицию собирались под окном этой репетиционной комнаты и таяли. Я был в очках, худой, с торчащими ушами и понимал, что просто так дружить с девочками у меня не получится. Тогда я взял заработанные летом в лесхозе деньги и пошел в музыкальную школу. Меня прослушивал Борис Иванович. Сложно его описать. Он носил бородку, эспаньолку, волосы до плеч, джинсы и пиджак фактурной ткани. Еще у него на правой руке были длинные ногти. Когда он слушал мою, с позволения сказать, игру, он всегда начинал протирать листья у лимона, который рос в его кабинете в большой кадке. Я понимал, что лимон явно в иерархии Бориса Ивановича важнее меня. Да и ладно, главное – научиться играть модные песни, и все девчонки мои. Короче, за пару лет я научился играть «Я буду долго гнать велосипед», «Вальс Бостон», «Бродит вечер по лесным дорожкам», пару романсов и «Клен ты мой опавший». На этом мое обучение завершилось, я понял, что готов, да и Борис Иванович, протирая лимон, сказал мне: «Всеволод, думаю, что мне вас больше нечему научить». На этом мы расстались.