В основном, она лечила заикание, испуг и сотрясение головы.
– Полина, запоминай, учись! В жизни пригодится! – наставляла она меня.
Но я росла советской школьницей, верила только в заветы Ильича и относилась к бабушкиным процедурам скептически. Однако повзрослев, я иногда подменяла бабушку, если та недомогала.
– Нельзя мне в таком состоянии лечить! А человек в такую даль ехал! Вставай, делай, я говорить буду, как надо! – бабушка проговаривала мне последовательность действий и подкладывала тексты молитв.
Когда Антон в детстве ударился, прыгнув с крыши, я вылечила его сотрясение.
Потом несколько раз пробовала лечить детей своих знакомых. Но старалась не афишировать свои способности.
Зачем, если не собираюсь этим всерьез заниматься? Видимо, Павел рассказал об этом Лере.
– Не уверена, что смогу. Но, попробую! Вези ребенка! – ответила я.
Маленького Данилку, я знала с младенческого возраста. Пухленький, развитый, симпатичный малыш. Мне он нравился. А мне далеко не все дети, нравятся. Лера приехала через сорок минут. Сидела, наблюдала за моими манипуляциями.
Сеанс длился минут пятнадцать – двадцать. Нужно было провести три таких сеанса и сотрясение мозга, как правило, исчезает. Почему?
На этот вопрос, не могут ответить даже исследователи мозга. Но все дети, которых я лечила с помощью бабушкиной науки, избавлялись от всех болезненных симптомов сотрясения. Сама удивляюсь, но факт.
На следующее утро я подошла к кабинету юридического отдела, в решимости получить заветную подпись, во что бы то ни стало. У меня не было коробочки, но было много времени. И все это время я буду сидеть здесь.
Пока не высижу подпись. Села напротив, двери и стала писать. Записывала, кто когда и куда прошел по коридору.
Когда начали греметь чашками и закрылись на чаепитие, когда вышли с румяными щеками. Просто писала, что взбредет в голову. Это был психологический прием. Он меня выручал не единожды.
Ирина Ивановна проходила по коридору и косилась в мою сторону. Ей было любопытно, что я пишу. Часа через три, она вышла в коридор и попросила мои документы.
Не переставая писать, я отдала ей папку.
– Интересно, а что вы пишете? – не выдержала Савельева и скосила глаза на мою записную книжку. Но я писала так мелко, что разобрать было невозможно.
– Мой дневник! – ответила я пространно.