Смерть,
ты уже на кровать ко мне присела,
положила руку
на тело.
Вот как рюмочка
меня подвела!
Ты так близко ещё не была.
Ты прошила меня,
как цыганская игла,
ты
карманником лезла,
всю зарплату взяла.
Ты нырнула в меня,
как в глубокую воду,
но доплыла
до научного корабля:
вместе с ним наблюдаешь природу —
трёх китов,
на чьих спинах – Земля!
Ты пронзила меня,
как «молния» – куртку,
я застёгнут, как спальный мешок,
по рассыпанным болтикам,
клапанам, втулкам,
ты дошла… до Москвы —
как красив мой «движок»!
Ты по склонам
гуляла
лет,
на лугах
брала
первоцвет,
вдруг увидела
пьяненького меня,
предложила: давай «на коня»!..
Ты меня не искала,
ты была на земле.
На земле была
и есть в космосе.
Ты вообще-то подобна
подколодной змее,
оставляющей косточки
доскам,
могилкам,
мрамору,
нам.
Узким дорожкам,
печальным шагам.
Может не страшно
лежать,
уже не дыша.
Если ракетой выходит душа.
Страшно
тому,
кто пришёл посмотреть,
как у соседей
выглядит смерть.
Смерть,
ты уже на кровать ко мне присела,
положила руку на тело.
Подвела меня водочка,
подвела.
Ты так близко ещё не была!
Ты пришла,
ты просишь подвинуться,
чтобы лечь и любить – погубить.
Расскажи, как лишилась
невинности?
А тебя мне рано любить.
Но с меня,
ещё не прокапанного,
вдруг – огромного, как звезда, —
ты снимаешь часы «Года»,
мне подаренные мамой с папою.
Всё идут,
эти часики боли.
Так легко их
сейчас стянуть.
Ведь от боли
такие побои,
что стихи фиксируют жуть.
Смерть,
ты уже на кровать ко мне присела,