А вообще, конечно, велик соблазн втиснуть все мои эти – черт, даже не знаю, как назвать – откровения? мемуары? – в формат permanent record, сухостью и лаконичностью, терминами микшировать стыд, неловкость, – представьте, я все еще комплексую-рефлексирую, никак не привыкну, уж простите за откровенность. Жаль, что это невозможно. Хотя тут же, в противовес возникает что-то вроде писательского (графоманского) зуда, эпистолярного тщеславия – а вдруг откроется-снизойдет? вдруг я – второй Федор Михайлович? Тот тоже, кажется, писал о чем-то таком, похожем. Или это был Гоголь? Или Чехов? А может, Стриндберг? И уже вьется-завивается кстати (или некстати) вспомнившийся – афоризм не афоризм, а так, считалка-присказка для эстетов-ценителей: талант сродни похоти – скрыть нельзя, симулировать невозможно. А, может, у меня талант? Нет, ну может ведь такое быть! Может быть, вообще все для того и затевалось? Последнее предположение звучит совсем дико, нелепость режет ухо, я моментально вспоминаю, где и в каком качестве нахожусь, умолкаю, спускаюсь. С небес на землю…
Впрочем, к сути. Так вот, я – пациент четвертого корпуса клиники, как ее величают местные снобы – областной клинической психиатрической больницы (в простонародье – «дурки» или «психушки»), прохожу курс лечения. В отдельной палате, «повышенной комфортности». Откуда приставка про «комфортность»? В обычных палатах ютятся (прошу прощения! – находятся на излечении, конечно!) по девять-десять человек (проблемы у граждан! с душевным-то здоровьем!), а эта – рассчитана только на двоих, видимо, на случай какого-то коварного вируса, поражающего сильных мира сего (а что? – тоже подвержены-ранимы, ничто человеческое). Но, увы, с нервами у начальства (не в пример нам) все в порядке, не берут их недуги-то умственные. Да и не соизволили как-то так до сих пор мутировать инфекциями, поэтому всеми удобствами социально-психиатрической утопии пользуюсь я, один. Совершенно безраздельно, незаслуженно (ну, какой из меня VIP?) и бесплатно.
Конечно, было так не всегда и, конечно, за всем этим – история. Довольно нехорошая, надо признаться, недобрая. Когда-то обретался со мной (проходил курс лечения) еще один пациент, опять-таки, и не вспомню уже, как его звали. Помню только, что был он неопрятен (жирные волосы, грязные ногти, гнилые зубы), неприятен и нетерпим, – в той степени, в какой могут быть нетерпимы чуждые и абсолютно несовместимые с тобой люди, – в первый же день, буквально через минуту после заселения обещал убить меня (мило, да?), – бедняга, кажется, он и в самом деле был болен. Композицию мизансцены (естественно в ракурсе собственного восприятия) я запомнил хорошо, лучше некуда: он схватил меня за воротник, подтащил к себе – глаза навыкате, совершенно безумные, лишайная поросль щетины, свистящее, зловонное дыхание. И – ужас, отчаянный, парализующий, паника – никто не поможет, не спасет! я обречен!