– И что же делать? – встревоженно спросила девушка.
Тётка стала ещё нервознее и злее прежнего:
– Что делать? – передразнивала она, – Ты меня спрашиваешь? Я свою работу выполнила. Теперь твоя очередь принимать решения. Выходи хоть за пьяницу. Мне-то что?!
Она замолкла. Фелисити поспешила убраться, но тут тётка вторила её мыслям:
– Оставь меня одну.
Фелисити послушно ушла.
***
Через месяц в деревню прибыл странный мужчина. Он был в, можно подумать, иностранном платье и сторонился всех, отчуждённо шатаясь меж домов. После первого же дня странника невзлюбили жители деревушки и не раз говорили ему об этом. Но мужчина, кажется, не понимал их.
Следующим утром незнакомец попался на глаза и Фелисити.
– Кто вы? – спросила она у проходящего рядом мужчины, – Раньше я не видела вас в наших краях. Откуда вы?
Но странник молчал, дико озираясь. В конец, он посмотрел на девушку и долго не мог оторвать от неё взгляда.
Ещё несколько недель Фелисити замечала странного бродягу.
Однажды мужчина сам заговорил с ней:
– Знаете, я, кажется, влюблён в вас.
– Что?
– Я сказал, – продолжал он с неясным акцентом, – Я влюблён в вас.
– Неужели? – весело ответила девушка.
– Да, так и есть, но… Простите… Я вынужден был бежать из-за непрекращающихся войн. И вот, здесь, я нашёл свою любовь. Но если бы всё было так прекрасно, и я смог жениться на вас?
– Но в чём же проблема?! – возразила Фелисити.
– Милая девушка, вы стали очень дороги мне в кратчайший срок, но я вынужден сообщить вам, что одного лишь согласия недостаточно.
– Но что ещё требуется?
– Простите, милая леди, но я принял обед безбрачия. Я беглый монах. В любом случае, я не достоин вас.
– О, нет! – воскликнула Фелисити, и на глазах её затрепетали слёзы.
– Простите. Я должен был сказать вам об этом ещё пару недель назад. Но я надеялся, что чувство это пройдёт, и жизнь моя пойдёт, как ныне. Я ошибался и потому раскаиваюсь.
Возникла пауза, прерванная монахом:
– Извините меня. Теперь я должен идти.
Из ниоткуда возникшая любовь задела сердце молодой особы. Она ушла в дом, упала на пол и принялась истошно рыдать, оплакивая промелькнувшую и мигом погасшую надежду на счастье.
И чем дальше становилась возможность, тем более она походила на мечту, превратившись в иллюзии, от которых груз невзгод и печали становился менее тяжел.