У него теплые глаза глубокого шоколадного цвета. И волнующая улыбка. Мне от нее горячо. И пьяно. И жутко. В сочетании они действуют на меня гипнотически. От его голоса меня бросает в дрожь – у него дефект речи, ламбдацизм, букву "Л" он произносит не полностью, как будто издалека, я слушаю ее как музыку, наслаждаюсь.
Когда планируется вечерний костер, он один из немногих, кому доверяют топор. Он сильный и однажды рисуясь перенес через реку на руках девчонку. Бревенчатый мостик разъезжался у него под ногами, казалось, вот-вот навернется, но он справился. И с девчонкой, и с мостиком.
Он играет на гитаре и знает, как танцевать вальс. Когда он поет "Зеленую карету", кто-нибудь из девочек подпевает ему, они раскладывают мелодию на голоса и чутко смотрят друг на друга, чтобы улавливать интонации. Никого не замечают вокруг. Я в этом никогда не участвую – не умею ни петь, ни танцевать, стесняюсь выходить на сцену и выступать публично. Единственное, что у меня выходит хорошо, – это писать сценарии к нашим отрядным постановкам. Другие люди по вечерам разыгрывают их на сцене, ловят овации, занимают призовые места и никогда не вспоминают об авторе.
Я боюсь его. Боюсь, что он меня не замечает. И боюсь, что замечает. У меня еще не было отношений, я даже не целовалась ни разу, я не знаю, что делать с мальчиком, который замечает. Который слишком популярен, слишком уверен в себе. Когда я с ним разговариваю, на меня все пялятся, а потом допрашивают, о чем таком интересном мы говорили, и это звучит как "ну о чем, блин, с тобой можно говорить?".