– И что, ты медаль за это хочешь?
Иными словами, воображаемый Саймон такой же мудак, как настоящий.
А у настоящего Саймона появилась эта дурацкая привычка пялиться исподтишка и молчать. Он глазеет на огромный значок Тома с надписью «Лучший друг Троя» и молчит. Разглядывает опухшую физиономию Гордона и не говорит ни слова.
– Вот не начинай, ты сам сказал, что мне надо чаще выбираться из студии, – сипит Трой.
– Я не начинаю, – голос у него ровный, как у электронного прибора для считывания текста.
Вообще, «начинать» – прерогатива Ральфа, но Ральф улыбается и сюсюкается с мобильником. Начинает Робби, но Трой не слушает. Долго не слушает о том, что «солист должен» и «солист не должен», а потом взрывается:
– Мать твою, Робби, так нравится читать лекции – иди училкой работай!
И дверью удаётся хлопнуть эффектно, типа дива покинула здание. Чтобы знали все. Но его хватает ровно на десять минут, прежде чем кинуться обратно с извинениями. Робби оторопело выслушивает тираду длиной в три его «лекции», пестрящую «прости-извини» и «я был неправ», «ты хороший», и думает, что ещё никто перед ним не извинялся так страстно, как этот осипший мальчишка, у которого аж испарина на лбу от усердия выступила.
– Парень, ты бы лучше голос поберёг, – предлагает он. – Я знаешь сколько повидал всяких долбоёбов? Но ты мне не груби, лады? Ты не долбоёб.
– Я не «парень»! – не выдерживает он. – Я – Трой Гордон!
– Ладно, Трой Гордон, – соглашается Робби. – Понял, принял.
* * *
«Пользуйтесь выходными», – сказал Робби. И они пользуются. Как умеют, так и пользуются.
– Закуси канапинкой, – Том смеётся над бурной реакцией Лучшего Друга на экзотический коктейль, но тон у него всё равно сочувственный.
– Рокеры не закусывают! – стакан грохается на стол – вдребезги.
– У него голодная забастовка в знак протеста, – подначивает Майк. – Ну ты в курсе.
– А-а-а, – Том задумчиво покусывает коктейльную шпажку. – Как-то раз у меня сели кожаные штаны – прямо на мне, пришлось сесть на голодную диету, чтобы как-нибудь из них вылезти.
– Винни-Пух, – угорает Майк.
– Мне тоже надо кожаные. Я чёткий пацанчик, что! – язык у Троя заплетается; он трётся носом о перечницу, предупреждает: – Сейчас чихну.
Рывок назад – сам себе враг; Трой летит вместе со стулом на пол.
– Я тебе говорю, вывих, – заключает Том.