– Аластор, у тебя прям праздник. Будешь пытать дочку самого архангела. Думаю, Михаилу будет очень приятно узнать, что именно ты сделаешь с ней, – ухмыльнулся Сартия.
– Пройдемте, – прорычал Аластор уже нечеловеческим голосом.
Его лицо вытянулось в острую морду, похожую на клюв, внутри которого виднелись ряды острых как бритва зубов.
Именно тогда я поняла, что надо будет терпеть и поклялась себе, что не издам ни единого звука боли. Не крикну и не заплачу. Я буду сильной, ведь Ад для сильных. И если выдержу пытки палача, то смогу уже вынести абсолютно все, что угодно. Начиная от душевной боли и заканчивая тяжелой физической.
Телепортировавшись с Аластором на его территорию, я почувствовала, как живые цепи обвили тело. Руки и ноги натянули таким образом, будто хотели меня лишить всех конечностей сразу. Но самое страшное, что я потеряла из виду палача. Перед глазами лежали различные кинжалы, неизвестные мне жидкости в бутылочках и сердце противно замирало от осознания, что он все это проверит на мне. Внезапно, позади я услышала мерзкий, скрипучий, нечеловеческий голос Аластора.
– Ну что, начнем игру?
Я поклялась не орать, но ведь и палач знает правила своей игры.
Кейт
Я помню, как пообещала себе, что буду сильной. В конце концов мы сами заслужили наказание и должны были достойно принять его.
Боль, страх и отчаяние – вот что чувствуешь, находясь в подвале палача.
Две недели нестерпимой боли и мук с тех пор навсегда отпечатались у меня в памяти, а злой, нечеловеческий смех демона преследовал еще многие годы в самых страшных кошмарах.
Возвращаясь к утру в Рай, я чувствовала, как губы неприятно побаливали, ведь в первые три дня прокусывала их сразу же до крови.
Палач и не собирался щадить. Он выкладывался на полную, делал все, чтобы сейчас, стоя на пороге дома, мое тело тряслось как осиновый лист на ветру, а я, того и гляди, упаду на колени, даже не дойдя до кровати.
Два этажа казались невероятным испытанием, ведь каждый шаг отдавался болью во всем теле, а руки предательски соскальзывали со стен и перил, в попытках зацепиться хоть за маленький выступ или подсвечник.
Наконец я смогла добраться до своей кровати, в которую рухнула как поваленное ветром дерево и не смела более шевелиться.
Только спустя минут двадцать, находясь на грани сна и реальности, кое-как сняла с себя окровавленную и подранную в лохмотья одежду и с тихим болезненным стоном укрылась мягким одеялом, что приятно касалось кожи. Надо было еще, по-хорошему, сходить в душ, чтобы смыть с себя кровь, но сил уже не осталось.