Мельник скептически хмыкнул. Стоящие за его спиной сыновья синхронно вскинули руки дабы задумчиво почесать затылки, но также синхронно и опомнились. Не гоже будущим дружинникам перенимать селянские повадки. Лишь Перун безучастно переминался с ноги на ногу, наблюдая за происходящим.
– Что с ним? Почему тягаешь за собой будто овцу? – Указывая на парня спросил староста.
Захар задумчиво о чём-то своём отвечал:
– Перуном его звать…
– Перун? В первый раз слышу такое имя. Не иначе как пришлый, иль вовсе с дальних стран роду племени?
– Какого роду племени не памятует. Шибко крепко ему по башке то съездили. Что делать с ним? Не то чтобы мне сейчас работники лишними были, но сам понимаешь незнакомого мужика у себя в доме держать побаиваюсь. У меня две девки в хате….
– Я тебя услышал. – Обронил староста, оборачиваясь и направляясь в управу. Давая тем самым понять, что разговор окончен. – Отрока этого я в услужение Ясеню отдам. Всё согласно закону. Всех пришлых, бродяг да скобарей вязать, и в город переправлять. Пущай дружине нашей доблестной портки стирает, да стрелы подносит. А ты Захар к полудню будь на толковище. Я грамоту князя оглашу да решать будем.
Мельник лишь раздосадовано махнул рукой и направился к телеге.
Прибывши ко двору, не теряя времени батька с сынами принялись за работу. Громко загрохотал камень мельницы, время от времени повизгивала одна из расшатавшихся деталей. Ещё подъезжая к мосту Перун обратил внимание на груженную мешками бричку, около медленно вращающегося ветряка. Ему же досталась более рутинная и грязная работенка. Вычистить хлев, конюшню и птичий двор.
День клонился к полудню, когда на площади посреди срубов начал собираться люд. Усталого вида, белый мельник выглянул было за двери, но тут же приняв мешок у Буяна скрылся в полутьме мельницы.
Во время редких перерывов, и вывоза на тачке навоза за двор. Перун наблюдал как на площади, на невысоком деревянном помосте, возвышавшийся над толпой есаул вещал народу. Широкоплечий гигант, именно так воин выглядел рядом с сутуленным стариком старостой. Блеск доспешной чешуи бил по глазам зевак, а одетый на подлатник остроконечный шлем придавал еще больше веса словам, воинственному голосу. О чём именно вещал командир он не слышал. Но судя по тому как затаив дыхание слушали его селяне можно было понять, что речь его была сурова и вдохновляющая.