– Слышь Братислав, вы как из Рубежного уйти смогли?
– Пошли вдоль берега, а дальше на лодке.
– Повезло… Я с Глашей к лесу было бросился, когда вдруг сосны как бура вспыхнули! Тогда мы вдоль поля, к тракту. А там уж нас и повязали.
– А где все остальные? Видел ещё хоть кого-то?
– Не знаю…. – Мрачно произнёс кузнец. – Кузня моя одна из первых вспыхнула. А когда по селу начали умертвия рыскать я уже семью вывел. Вернулся было за добром, когда тут такое началось! До сих пор в страх кидает…. За мной ведь много людей к лесу бежало. И кожевенник с семьёй, Мирогрев с сестрой, – кузнец принялся загибать пальцы, двигая складками на лбу, – и ещё с пяток семей. Да только вот как черный туман в долину пошёл все будто сквозь землю провалились. Сам едва ноги успел унести, благо что первым делом своих вывел.
– Тут хоть кормят? – С унылым видом встрял в разговор Буян.
– Кормят. – Кивнул кузнец. – Подымут и еще накормят. Вот погоди, на днях приедут работорговцы. Закуют нас в цепи и поедем мы с тобою на рудники. Там от пуза наедимся!
– А не ты ли однокрылому цепи ковал?! – Теряя самообладание заорал Буян.
Поднявшийся во весь рост Братислав. Не спеша, с хрустом расправил затёкшие плечи. Повернувшись к брату приказал:
– Уйми гнев братец. Не хватало нам ещё между собою передраться.
Наверху донесся грохот битой посуды, а затем и грубый хохот. Со дна ямы стало видно зарево кострища. Дюжина разбойников будто по команде затянула песнь:
Не леса шумят,
Не дубровушка
Разыгралась волюшка
Атаманская,
Всё—то братская.
Все ли мы – братцы,
Все ли мы – родные,
Чей-то хриплый, будто прожжённый дымом пожарищ голос, присоединился к пению. Коверкая и фальшивя песня разбойников эхом отзывалась от стен ямы:
Однокровные!
Спородила нас
Ночка темная,
Сосватала нас
Дубинушка матушка;
У нас сватушка
– Кистень—батюшка,
А свахонька наша
–Клинок вострый.
– Эй доходяги! – Послышался грубый голос откуда-то сверху. – Который из вас Перун?!
В яме повисло молчание. Через короткий промежуток времени на головы пленников посыпались куски земли и глины. К ним медленно опускался бревенчатый конец лестницы.
– Тот который Перун, пусть подымится. Остальным сидеть и не рыпаться!
Юнец не без труда воздел себя на ноги. Задница жутко болела. В тазу недобро хрустнуло, когда на плечо легла тяжёлая ладонь Братислава. Сморщившись, стряхнул руку товарища и полез вверх по лестнице.