Олег рассказал другу, как нашёл его в этом убежище, ведомый сперва лисой, а после бобрихой, но тот лишь пожал плечами и объяснить ничего не смог.
– Я и сам не помню, как тут очутился, – хмуро сказал он.
От Илы об этом тоже ничего узнать не удалось – она почти не говорила, лишь смотрела с грустью, если её спрашивали, и только раз, когда разговор зашёл о мельнице, вдруг заволновалась.
– Что случилось? – Жуга приподнялся на локтях. – Тебе страшно? Чего ты испугалась?
Та покачала головой.
– Он… там… – Она сделала непонятный жест рукой.
– Геральт? – спросил Олег, – или… тот, второй?
– Нет… нет… – Палец её снова очертил окружность. – Там… давно-давно… Он там… один…
– Где «там»? На мельнице?
– Да.
Снова круг, и ещё, и ещё…
– Колесо! – встрепенулся вдруг Жуга. – Это она про колесо! Так, да?
– Да, – кивнула та. – Да! Да!
– Колесо? Какое колесо? – не понял Олег. – А-а… А при чём тут колесо?
– Помолчи, не мешай, – отмахнулся Жуга.
Ещё примерно с час он пытался выведать у девушки ещё что-нибудь – что там за дела с колесом и кого порубил ведьмак, но всё было без толку: то ли слов у лесовинки не хватало, то ли травник недопонимал. На том и кончилось. Время было позднее, и обитатели заброшенной хатки расположились ко сну. По молчаливому уговору два друга спали по одну сторону озерка, Ила – по другую.
Прошёл час, но Жуга не мог заснуть. Мысли крутились в голове, беспокойные, тревожные. Он чувствовал, что не хватает некоей малости, чтобы найти ключ к тайне старой мельницы. А в том, что тайна эта существует, Жуга уже не сомневался. Взгляд его упал на девушку. М-да… Ещё одна загадка… И зачем, кстати говоря, пришёл на мельницу ведьмак? Хотя если поразмыслить…
Рана заныла. Жуга заёрзал, перевернулся на другой бок и вдруг замер, ошеломлённый внезапной догадкой. Он сел, отбросил тонкую травяную плетёнку, которой был укрыт, подобрался на четвереньках к выходу, да остановился – холодный воздух снаружи мог разбудить спящих. Жуга придвинулся к озерку, помедлил в нерешительности, оглянулся и бесшумно скользнул в тёмную воду.
* * *
Ночной лес замер, холоден и тих. В этой поздней осенней тишине, в чёрной паутине нагих ветвей, в хрупкой, инеем покрытой траве таилась недвижная, затаённая красота лесного предзимья; она завораживала, щемила душу в непонятной тоске по уходящему летнему теплу, и не было от неё спасения.