Кoгда вечер сменился ночью и колдовской час опустился на особняк семейства Стелл, все стало молчаливым, как звезды на небесах. Мариетта шла по коридору верхнего этажа. Это был мир темно-бордового ковра и портретов выдающихся членов их семьи, написанных за многие столетия. Хотя остальной дом с тех пор перекрасили в более светлые тона с цветочными мотивами, оформление коридора, ведущего к старой детской, оставалось викторианским. Мариетта нашла Фредерика греющимся у камина в их общей гостиной. Он снял черный сюртук и развязал галстук в крапинку. Не оборачиваясь к ней, он сказал:
– Я не видел маму такой взволнованной с тех пор, как сын Камберса проявил интерес к возможности умыкнуть тебя. Мне почти жаль Дроссельмейера.
Мариетта захлопнула за собой дверь с более громким стуком, чем намеревалась. Розовое сияние светлых обоев и потрескивание огня делали комнату уютной, несмотря на устаревшую мебель и потертые ковры. Это была единственная комната в особняке, в которую их родители не осмеливались входить, и они провели здесь много часов в приятном уединении. Именно здесь Фредерик, стоя перед ней со своим любовником, посвятил ее в их тайну. Здесь они проводили вдвоем целые вечера: Мариетта выполняла свои пируэты, а Фредерик рисовал, их любовь и доверие друг к другу росли и крепли по мере того, как дно бутылки с шампанским становилось все ближе.
Фредерик повернулся и окинул ее взглядом:
– Тебя что-то беспокоит?
– Я уже и думать забыла о Филиппе, пока ты не вспомнил. – Она потерла висок при воспоминании об их неудачном ланче в прошлом месяце под бдительным надзором гувернантки.
Фредерик усмехнулся:
– Это тот, который произносил монолог об охоте в их семейном поместье в Шотландии, или тот, у кого текли слюни, когда он ел?
Мариетта сильнее потерла висок.
– Я уверена, что он не нарочно пускал слюни. Возможно, у него какой-то физический недостаток.
Фредерик расхохотался:
– Я бы на твоем месте выбросил его из головы. По сведениям Джеффри, Филипп ухаживает за несколькими женщинами из Лондона, которые живут в удобной близости от большого дома Камберсов. Уверен, он окажется таким же непостоянным, как и большинство твоих ухажеров. Разве Генри Давеншир не обозвал тебя «холодной и бесчувственной»?