– Да, – говорю я, – больше ничего.
Не стоит его этим грузить. В самом лучшем случае новости о том, что репортер из «Таймс» звонил мне на работу, чтобы накопать грязи на нашу семью, расстроят его настолько, что он за один час скурит всю пачку сигарет из заднего кармана. В худшем – Куп сам ему позвонит, чтобы послать на хер. Тогда у Дженсена действительно появится его номер, и мы оба влипнем по уши.
– Слушай, там тебя твой женишок заждался, – говорит Купер, хлопнув меня пару раз по спине. Обойдя меня сбоку, он направляется к ступенькам, ведущим на задний двор. – Давай-ка внутрь.
– А ты не зайдешь? – уточняю я, хотя уже знаю ответ.
– На сегодняшний вечер вращения в обществе мне достаточно. До свиданья, аллигатор.
Я улыбаюсь, снова беру со стола свой бокал и поднимаю к подбородку. Детская прибаутка, слетающая с уст моего брата, мужчины почти что уже средних лет, никогда не сделается банальностью – она звучит почти диссонансом, юношеский голосок, переносящий меня на два десятка лет назад, когда жизнь была проще, веселей и свободней. И в то же самое время она совершенно уместна, поскольку двадцать лет назад наш мир перестал вращаться. Мы застряли в том времени, навеки юные. Как и те девочки.
Допив вино, я машу рукой в его сторону. Мрак уже поглотил его, но я знаю, что он еще там. И ждет.
– Заходи, крокодил, – шепчу я, вглядываясь в тени.
Тишину нарушает хруст листьев под ногами, и несколько мгновений спустя я понимаю, что Купер ушел.