Осень, подмешавшая истому
в невесомость скудных, кратких дней.
Профиль неба в проводах, изломах,
в искрах серо-золотых ветвей.
Кажется, прозрачный этот свет
(к Рождеству он поколеблен не был),
затемно окутав дом и небо,
смыл железо стылое на нет.
А задует и потянет вниз –
дрогнет и забьётся по карнизу
мимолётно мишура ветвей
(финифть с тенью), солнечных и сизых,
проскользнёт по кромке серых дней…
Смутных дней (с пером лебяжьим) шерсть,
спиц мельканье – шаткая ограда,
ненароком сбросишь петель шесть…
Вдруг в гнездо пробьётся луч отрадный,
сбив завалы снега с наших душ?
(Блеск подсветки – с ярких улиц в глушь –
позовёт на театральный ужин,
вот стекло заволокла не стужа –
светло-золотистое вино.)
Но надолго ли гостить, коль в лужах
кровельным железом крыто дно?
Станет ветер рыскать за углом,
вновь завьёт воронку злая скорость,
чтобы оборвать с ветвей покорных
позолоту, ставшую золой.
Что ж, когда вязанья мёртвый перст
запросто дотронуться посмеет –
станет острой проволокой шерсть,
а в гнезде птенец, что он умеет?
Но, укачивая, трепеща
кроткими, безрукими крылами,
талый Ангел дня взлетит над нами,
мгла отступит, сучьями треща…
Боже, дай ему (и нам) с утра –
светлое успение утрат.