Когда она наконец выговорилась, прозвенел звонок. Все пулей вылетали из кабинета, кто-то более, а кто-то менее громко громыхал по пути стульями.
За дверью ребята смешивались в пёстрой веренице параллельных классов и терялись из виду, каждый стараясь следовать в сторону к своей цели. Друзей такая участь не пугала – они всегда находили себе верный и короткий путь до лестницы, где перед ними приятно поскрипывали двустворчатые двери и распахивали своё чрево.
Приятный хруст в затёкших коленках друга, когда тот спрыгнул с третьей ступеньки, повлёк за собой разговор.
– Как тебе наш спортивный класс? Насмотрелся на… хм, репетицию? – спросил Лёня, придерживая двери лопоухому младшекласснику.
– Я размышлял, – поправил Костя, с важным видом вздымая указующий перст к потолку. – А так, насмотрелся. Не на всю жизнь, но на её порядочную часть. Мой вывод таков, если интересно, – администрация кампанию прикроет даже в том случае, если выступать девчонки будут в шубах и валенках.
Лёня согласно кивнул. Их школа, вопреки всем стараниям Екатерины Альбертовны, с моралью справлялась не хуже, чем сантехник в вино-водочном. Сколько не корми – всё равно мало.
– О чём же думал? Просвети.
– О вечном, о странном, о чём ещё можно думать на таком проникновенном предмете как алгебра?
– А если без прямых эпитетов в сторону царицы наук?
– Тогда о загадках Вселенной. Это ближе к правде, думаю, ты и сам вполне догадаешься.
– Как же. Ты, Костя, не человек, а закрытая книга в кожаном переплёте.
– Почему в кожаном?
– Потому что дорогого стоишь.
Аргентин фыркнул. Бессмысленная пикировка в пустой болтовне его расслабляла, показывая всю невинность неокрепших подростковых умов. Чего нельзя было сказать о его друге, который своим хмурым видом давал пищу для разговоров проходившим мимо учителям. Тяжкая дума осела морщинами на лбу товарища, чему Костя всеми силами пытался воспротивиться. Задумчиво-загадочный взгляд Лёни затягивал всякого, кто дерзнул в нём оказаться. Как испуганные пташки, ученики расступались перед холодным и твёрдым в своих раздумьях, словно айсберг, Леонидом Монаховым, учеником выпускного класса. И товарищем его, известным своей индивидуальностью, Константином Аргентиным.
– И что в итоге: строишь такую скорбную мину только разъяснений ради? – недовольно поморщился Костя. Они остановились в «Зале Славы» их школы. Куда ни глянь – везде стеклянные стеллажи, уставленные дипломами, грамотами, кубками и письмами с благодарностью. Свободное место не оставили даже между тесно расположенных друг к другу окон – увесили плакатами с девизом, гимном и портретами бывших директоров. Вид из окон выходил в яблоневый сад, вдалеке которого среди веток застряли чёрные зубчики забора.