Светлана и Машка вернулись из клуба в девятом часу вечера – и ещё с лестничной площадки услышали заливистый хохот и пение. Наспех сбросив туфли, удивлённые сёстры Бауловы вошли в гостиную.
На столе со сползшей скатертью красовалась наполовину пустая бутылка вина, валялись конфетные фантики, несколько шкурок лимона, смятые машинописные листки. На подоконнике, хохоча во всё горло, сидела растрёпанная, раскрасневшаяся Ляля с мокрыми от слёз глазами. А посреди комнаты, задрапировавшись в вишнёвую занавеску (которую Светлана своими руками убрала в кладовку, чтобы отнести в школьный драмкружок) оставив обнажёнными руки и плечи, стояла актриса Нина Молдаванская с папиросой на отлёте – и хриплым, прокуренным, распутным голосом пела танго:
Но вот однажды с крошечной эстрады
Её в Париж увёз английский сэр,
И вскоре Кло в пакэновском наряде
Была царицей на Bataille de Fleurs.
Её лицо классической камеи,
Её фигурка в стиле Tanagra…
Светлана и Маша окаменели.
– Нет-нет-нет, Нинка, язык обратно засунь, это уж слишком! – командовала, умирая от смеха, Ляля. – А плечом поводи, подвигай, они все так делают! Изогнись, заморгай и вот э-этак подбородочком сделай слева направо… Фу, какая гадость, превосходно!
– Мама! Ляля! – ошеломлённо воззвала Светлана. – Что это такое?
Ляля, не вставая с подоконника, помахала ей рукой.
– Как «что», Светочка, милая? Репетируем! Роль готовим! Правда же, достоверно получается? Нина, я уверена, сам Константин Георгиевич поверил бы! Вот так завтра и сыграешь!
Вспомнив тот вечер, Нина невольно улыбнулась. Конечно, не всё сразу сложилось с этой ролью. Но всякий раз во время спектакля, когда Ляля из кулисы, вытаращив глаза и сложив губы бантиком, страстно шептала: «Моя мама была цыга-а-анкой…», – Нина входила в образ и отыгрывала ресторанную певицу «на отлично». Однако, к возмущению режиссёра, зритель упорно отказывался понимать упадничество и пошлость «цыганщины» – и аплодировал певице искренне, громко и долго, то и дело требуя «повторить». От отчаяния заменили было изысканные «Осколки» «Кирпичиками» – но вышло лишь хуже. После Нининого исполнения незамысловатой фабричной песенки весь зал областной филармонии в Смоленске дружно встал – и от аплодисментов чуть не рухнула крыша! Гольдблат махнул рукой, вернул в эпизод «Осколки» – и в дальнейшем «сцена в ресторане» неизменно имела успех.