Старик тушит папиросу, обгорелый окурок прячет в пачку, достаёт тут же новую папиросу, подкуривает спичками. Прищурив один глаз, метким броском попадает камушком прямо внутрь банки. Она тонет.
– Мы идём ко дну, мы идём ко дну! – заголосил Антон.
Через бухту тащился автомобильный паром, и мальчик показал на него:
– А он может пойти ко дну?
– Вполне.
– Вот было бы здорово! А мы будем сегодня смотреть на машины?
У них была традиция – когда паром причаливал, дедушка сажал внука на перила ограждения, и вместе они разглядывали выезжающие машины. Антон называл марки автомобилей, а каких не знал – дедушка подсказывал.
– Сперва искупаемся.
Ничего больше не сказав, подошёл к морю. Дедушка размял мышцы, оплескал плечи и грудь – пусть нагретая солнцем кожа привыкнет к морской свежести. Вдохнул посильнее – и порывистым движением нырнул с головой. Минуты не прошло, как в нескольких метрах от берега показалась седина. Он плыл брасом, вздымая брызги, оставляя за собой шлейф из пены. Антон внимательно следил. Мальчику дедушка напоминал коня – такого как в фильмах, когда животные переходят мощную реку вброд – могучие, сражающиеся со стихией кони.
Он возвращался. Так же плыл брасом. Прежде чем выйти на берег нырнул. Надолго. Антон забеспокоился.
– Деда! – звал, обращаясь к безмолвному морю. – Деда!
Всплеск – старик вынырнул, по скользким камням полез на берег: губы искривлены в страдальческой улыбке, руки болезненно дрожат, вода гуськом катится со старческого тела.
Он кинул к ногам внука ржавую банку.
– Забирай. Нечего мусорить.
Запыхавшийся, измождённый потянулся к пачке папирос, но отдёрнул ладонь и зачем-то вытер её об мокрые плавки.
Антон покорно подобрал банку.
– Есть много далёких мест, где природа чище и богаче, – сказал дедушка и следом прохрипел измученно:
– Надо сохранять.
– А ты там был?
– Был.
– А мы туда пойдём?
– Пойдём.
Он сел, опустил голову. Струйки воды лились с седых волос. Антон, сжимая в руках консервную банку, тихо, с некой стыдливостью попросил:
– Можно я сбегаю на холм, посмотрю, как причаливает паром?
Не поднимая и не вытирая лицо:
– Можно.
Мальчик помчался наверх, и уже на середине пути оглянулся – сгорбленная фигура деда выглядела худой и обыкновенной. Старик вздрогнул, выпрямился, увидел Антона и, преодолевая отдышку, прокричал: