«Ника, ты с ума сошла? Этому мужику сорок, он в отцы тебе годится!» – визжит моя внутренняя принцесса, топая ногами. Перевожу взгляд на Зефира, который сидит возле стола, гипнотизирует еду, водя носом по воздуху.
– Давайте помогу, – предлагаю я, привлекая к себе внимание. Виктор оборачивается, скользя по мне взглядом.
– Нарежь хлеб, – указывает на столешницу. Встаю рядом с мужчиной, беру нож, принимаясь нарезать черный хлеб, пока Виктор раскладывает по тарелкам картошечку. Разворачиваюсь, чтобы спросить, куда положить хлеб, и врезаюсь в Виктора, утыкаясь носом в его плечо, по инерции отшатываюсь назад, ударяясь бедром о столешницу. Мужчина ловит меня за талию, дергая на себя.
– Ой! – вдыхаю, чувствуя мужской запах.
Боже, как ты пахнешь, мужчина!
По-настоящему.
Табаком, улицей, терпким парфюмом и еще чем-то, персонально манящим.
– Извините, – отодвигаюсь, освобождаясь из неожиданных объятий. – Куда положить хлеб? – кусаю губы, чувствуя, как горят щеки, а сердцебиение почему-то ускоряется.
– Хлеб? – Виктор словно сам выпадает из реальности, заглядывая мне в глаза. – А, хлеб… – оглядывается на стол. – Ты садись, я сам.
Киваю, присаживаясь в угол кухонного диванчика. Сглатываю, наблюдая, как Виктор ставит передо мной тарелку с картошкой, чашку для чая, сахар.
Пытаюсь не пялиться, опускаю глаза, но натыкаюсь на мужские руки. Большие ладони, немного грубые, но ногти аккуратные, чистые. Зависаю на переплетении вен. Такие выраженные, словно он занимается физическим трудом или силовым спортом.
– Вот, – приводит меня в себя Виктор, пододвигая солонку.
– Что? – поднимаю глаза.
– Я говорю, не досолил.
Растерянно киваю, не понимая, что на меня нашло. Ну мужчина и мужчина. Меня всегда привлекали сверстники, никогда не засматривалась на взрослых мужиков. Я, видимо, сильно впечатлилась моим «спасителем». Нужно выспаться.
– Ешь, не стесняйся, – Виктор садится напротив, принимаясь за еду. – Чай сама наливай, – кивает мне на чайник.
Беру пресс, наливаю в белую фарфоровую чашку себе и Виктору. Добавляю ложку сахара, размешиваю. Обстановка уютная, домашняя, мы наедине. Становится неловко. Теряюсь, как девочка. Моя безбашенная принцесса, видимо, уснула, проснулась малышка Вероника.
Зефир подходит ко мне и ложится в ноги, продолжая смотреть жалостливыми глазами. Беру кусочек картошки, дую и скармливаю собаке. Пес проглатывает картошку за долю секунды и просит еще.