– Тебе здесь лучше не оставаться, – отворачиваюсь.
– Я не могу поехать домой, – бормочет и снова смеется. – В таком виде не могу… Папа убьет.
– Сомневаюсь, – выключаю воду.
Мы продолжаем стоять в душевой кабинке. Пялимся друг на друга.
– Ты же никому не расскажешь, что тут произошло? Правда? – заглядывает мне в глаза с немой мольбой.
– Никому.
– Это будет только наша с тобой тайна. Наша и, – спотыкается о слова, —Курьянова.
– За него не беспокойся, он точно рот не откроет.
Катя кивает. Ее пальцы скользят по моим предплечьям, а потом она берет меня за руку.
– Прости, – осторожно касается своего укуса на моей шее. – Я просто испугалась, что ты тоже… как он…
– Дура, – цежу сквозь зубы и вытягиваю нас из кабинки. – Поехали ко мне.
– А твои родители?
– Их нет дома. Почти никогда. Поехали, приведешь себя в порядок.
Катя кивает. Делает смелый шаг вперед. В комнате мы проходим мимо стонущего Курьянова. Прошу Токман выйти в коридор. Она слушается. Не перечит, что радует.
Сам склоняюсь над этим уродом.
– Разговор есть.
– Какого хрена, Кайсаров?!
Курьянов подтягивается на локтях к батарее, сплевывая кровь.
– Близко к ней больше не подходи. Иначе то, что сегодня произошло, покажется тебе невинной шалостью.
– Больной ублюдок.
– Именно, – хлопаю его ладошкой по щеке, почти заботливо. – В следующий раз я тебе ноги сломаю. Заживать будут долго. И еще, если хоть одна живая душа узнает о том, что здесь произошло, – делаю паузу, – ты же знаешь, кто мой отец, и, уверен, осведомлен о его методах от своего, так что в случае чего я тебе не завидую.
Курьянов кивает как болванчик, стиснув зубы.
– Вот и отлично. Зуб вставить не забудь, – усмехаюсь и выхожу из комнаты.
Катя прилипла к стене напротив, продолжая обнимать себя руками. Бледная как мел.
Интоксикация налицо.
– Поехали. Заскочим в одно место еще.
– Хорошо.
Она не возражает, не сопротивляется. В сложившейся ситуации это меня не удивляет. Меня вообще мало что удивляет, разве что ее скачущие со скоростью света эмоции.
Когда мы приезжаем к зданию частной клиники, Катя в ужасе смотрит в окно.
– Зачем ты сюда меня привез?
– Тебе не помешают промывание и капельница.
Как я могла оказаться среди ночи в частной клинике, да еще и с капельницей в руке? Если бы родители только знали…
Боже, я даже алкоголь ни разу не пробовала, а теперь валяюсь на больничной койке, чтобы вытравить из своего организма какую-то более жесткую дрянь. Глаза застилают слезы. Здесь такие яркие лампы, что они обжигают сетчатку, только усугубляя ситуацию. Прикрываю веки, но облегчение, к сожалению, не приходит.