Физическое состояние Патриши не вызывало опасений. При похищении с ней обращались жестоко, однако сломанный нос и ребра успели зажить. Но окончательное восстановление заняло какое-то время. К активной жизни Патриша вернулась, полная сил и имея перед собой ясную цель. Разрушительную энергию пережитой психологической травмы она перенаправила на помощь другим. Деятельное сострадание к женщинам, подвергшимся насилию и брошенным на произвол судьбы, стало для нее живым, дышащим, осязаемым делом.
Мы с сестрой никогда не говорили о тех пяти месяцах. Она не поднимала тему, а я не из тех, кто лезет к людям в душу.
Патриша начинает мерить шагами гостиную.
– Давай отойдем назад и посмотрим на это с рациональной точки зрения.
Я жду, давая ей возможность взять себя в руки.
– Назови дату кражи картины.
Я называю: восемнадцатое сентября и добавляю год.
– Значит, за семь месяцев до… – Она продолжает ходить. – До папиной гибели.
– Ближе к восьми.
Необходимые вычисления я проделал еще в вертолете.
Патриша останавливается и вскидывает руки:
– Вин, что за чертовщина происходит? – (Я пожимаю плечами.) – По-твоему, подонки, укравшие картины, затем вернулись, убили отца и похитили меня?
Я вновь пожимаю плечами. Я делаю это очень часто, но с определенным шармом.
– Вин!
– Расскажи подробно, как все было.
– Ты серьезно?
– Серьезнее не бывает.
– Не хочу, – непривычно тихим, робким голосом отвечает Патриша. – Я двадцать четыре года старалась не касаться тех событий. – (Я молчу.) – Ты понимаешь? – (Я по-прежнему молчу.) – Завязывай со своим таинственным молчанием!
– Федералы наверняка спросят, можешь ли ты опознать убитого барахольщика.
– Не могу. Я тебе уже говорила. И какая им разница? Он ведь мертв, правда? Даже если этот лысый старик и был одним из похитителей, его больше нет. История закончена.
– Сколько человек тогда вломилось в ваш дом?
– Двое. – Патриша закрывает глаза.
Когда она снова их открывает, я пожимаю плечами.
– Вот черт! – произносит она.
Мы решаем до поры до времени ничего не предпринимать. Вернее, так решает моя двоюродная сестра, поскольку это ее жизнь может полететь вверх тормашками, а не моя. Но я соглашаюсь. Она хочет подумать и понять, что еще можно разнюхать, пока нам не начали задавать вопросы. Ведь эту дверь, однажды открыв, уже не закроешь.