Бошелен поднял брови:
– Ты приделал своему отпрыску крысиные конечности?
– Не только. Ноги, челюсти, позвоночники и хвосты. У детки теперь множество ротиков. И острых зубок. А также носиков, ушек и хвостиков.
– Но кто же даст загрызть себя насмерть?
– Дитя вырастет, поглощая все вокруг, и станет больше, проворнее и намного голоднее.
– Понятно. И есть ли предел его росту?
Корбал Брош поднял взгляд и улыбнулся.
– Понятно, – повторил Бошелен. – Ты намерен отправить свое дитя в погоню за личем? В лабиринты?
– На охоту, – кивнул евнух. – Мое дитя – вольный охотник! – Он облизал толстые губы.
– Команда точно будет рада.
– Ну да, какое-то время. – Корбал Брош хихикнул.
– Что ж, продолжай, а я пойду отыщу свой меч – он мне наверняка понадобится, когда твое дитя выгонит из норы нашего незваного гостя.
Но Корбал Брош уже бормотал чародейские заклинания, полностью уйдя в свой собственный, наверняка приятный мир.
Открыв глаза, Эмансипор Риз обнаружил, что смотрит на жуткое иссохшее лицо древней старухи, беззубой и почти лишенной кожи.
– Тетя Нупси?
Откуда-то рядом послышался смешок, затем чей-то тонкий голос хрипло произнес:
– Ты теперь мой, демон. Я перережу тебе глотку. Вырву язык. Сломаю нос. Выщиплю брови. Боль, слезы из глаз и кровь отовсюду! Смертельные муки и нервы в огне! Кто такая тетя Нупси?
Эмансипор уперся ладонью в покачивающееся перед ним мертвое лицо и оттолкнул от себя труп, который повалился на бок, с хрустом сложившись у плетеной стенки.
– Ты за это поплатишься! Видишь этот нож? Сейчас устрою ему свидание с твоим пупком! Выпущу кишки, рубану по запястьям – и полетишь на палубу, на поживу матросам! Мужья – лишь пустая трата времени, так что даже не думай! Могу поспорить, она тебя терпеть не могла.
Синяки, шишки на лбу, грязь и кровь на языке, может, треснувшее ребро (или даже не одно, а три), пульсирующий от боли нос. Эмансипор Риз попытался вспомнить, что случилось, сообразить, где он находится. Темнота наверху, слабое свечение, исходящее от седоволосого трупа, качка, потрескивание со всех сторон, завывание ветра. И чей-то голос. Он повернулся, опираясь на локоть.
К изогнутой плетеной стенке, стискивая в маленьких обветренных руках нож, жалась худая девочка с широко раскрытыми глазами.
– Только попробуйте тронуть, – пискнула она, будто мышь, и добавила тем же хриплым шепотом, который Эмансипор уже слышал раньше: – Она не для тебя, о нет, демон! Мои зубы вонзятся в твою глотку! Один за другим! Видишь нож в руках моей дочери? Он выпил жизни у тысячи врагов!