Вокруг ДСВ бесновалась толпа. Раздавались возгласы:
– Здесь они засели! Сам видел!
– Студенты их прячут!
– Гэмэошники проклятые!
Из окон общаги в нормалов летели бутылки, стулья, горшки с цветами, но толпа не снимала осады, сатанея все больше. И вот четверо самых здоровых подхватили тяжелую скамью, разбежались и ударили ею в двери, как тараном. Штурмующих окатили водой с верхних этажей, но это не охладило пыл – таран ударил снова. Двери затрещали, лопаясь…
В небе застрекотал милицейский вертолет. Яркий свет прожектора нашарил толпу – и сверху посыпались дымящиеся усыпляющие шашки. Студенты прыгали за окнами, готовясь стоять насмерть.
Обежав вокруг пруда, Кнуров двинулся дворами, но спокойствия не было и здесь. Мимо Романа пронеслись пьяные мужики, вооруженные битами и стальными прутьями-арматуринами.
– Он в том подъезде живет! – орал бегущий впереди. – Я знаю!
– Пожил, и хватит с него!
– Га-га-га!
Метнувшись к детской площадке, выпускник обмер – на перекладине качелей висел человек. Не чучело, а настоящий мертвец, с табличкой на груди, извещавшей, за что его линчевали: «ГМО».
– Да что же они творят! – дрожащим голосом проговорил Кнуров.
– За мной, – велел УР, вбегая под арку.
– Стой! – осадил его Роман. – Не туда!
– А куда?
– Надо Наташу найти!
– Это далеко?
– В трех кварталах отсюда!
– Рекомендую – бегом…
Едва не споткнувшись о лежавшее на газоне тело, Кнуров бросился бежать. Совсем недавно он обязательно бы проверил, что случилось: вдруг человек потерял сознание и ему нужна помощь? Но сейчас…
Или упавший пьян, или мертв. Господи, как быстро привыкаешь к ужасному, к немыслимому!
Где-то за сквером гомонила толпа, хриплый голос надсаживался:
– Хватит терпеть генный беспредел! Доигрались уже! Мутанты бегают по улицам, нападают на нас, на людей, на нормальных хомо, загрызают младенцев! Доколе?!
– А сколько юберов прячется? Сколько генно-модифицированных оборотней поджидают нас в подъездах?!
– Выжжем заразу!
– Каленым железом их!
– Постоим за деток наших!
– Да здравствует норма!
Обойдя митингующих, Роман с УРом побежали дальше, радуясь ночному мраку.
Ночь была теплой, ветерок доносил аромат сирени и неприятный чад. Далеко-далеко выли сирены, придавая всему – игре света и тени, шороху листьев, – тревожный, пугающий оттенок.
За многими окнами теплился свет, но больше всего было темных, слепо отражавших ночь. Впрочем, можно было спорить, на что угодно, что не спали во всех квартирах и особняках.