По мнению Деникина, четкий приказ мог бы подействовать на очень многих. Добровольчество – дело тонкое. А если офицер получает приказ – тем более от хорошо известного, знаменитого генерала, – он вполне мог подчиниться, доверясь ему.
В конечном счете структура сложилась такая: Алексеев ведал политикой и финансами. Корнилов был назначен командующим, и только тогда – подчеркиваю это – появилось название «Добровольческая армия». Это произошло 26 декабря 1917 года, о чем на следующий день было официально объявлено в газетах.
Каледин ведал делами на Дону, генерал Деникин, который вечно мирил Алексеева и Корнилова, был назначен начальником первой дивизии. Это была весьма условная дивизия, поскольку численность всей Добровольческой армии не превышала четырех тысяч человек. Фактически он стал просто заместителем Корнилова, что было объявлено потом и официально – чтобы в случае гибели командующего (об этом, конечно, не говорили) было ясно, кто станет преемником, и в армии не возникло разброда.
Так впоследствии и получилось. Армия была беспрецедентной по насыщенности генералами и старшими офицерами, в ней генералы командовали батальонами, полковники – ротами. Вся привычная субординация рухнула. Под натиском красных Добровольческая армия вынуждена была оставить Дон, по крайней мере города. Стало очевидно, что противостоять превосходящим силам красных не удастся.
Нам точно известно, когда начался знаменитый Ледяной поход: 9 (22) февраля 1918 года. Известно и место, где было сказано: «Мы отсюда уходим и будем двигаться дальше», хотя конечный пункт этого движения пока еще не был определен. Так сказал Корнилов со ступенек парамоновского особняка на Пушкинской улице Ростова-на-Дону, ныне это библиотека Южного федерального университета (ранее – Ростовского государственного университета). Здание сохранилось в своем первоначальном виде.
Возник спор, куда двигаться дальше. Корнилов считал, что следует перезимовать в верховьях Дона, а с наступлением тепла уже решать, как быть. Алексеев, человек более грамотный и в военном отношении, и политически, нежели Корнилов, считал, что идти нужно на Кубань. Если уйти в верхнедонские станицы, можно попасть в капкан: с одной стороны разольется Дон, с другой – красные захватят железную дорогу, и все, деваться будет некуда. А вокруг степи. И неизвестно, как к этим четырем тысячам отнесутся в станицах, смогут ли и захотят ли прокормить. Потому он настаивал на походе на Кубань – там еще не было большевистской власти, и ему казалось, что кубанское казачество поддержит «добровольцев».