Декламируя, Ван дошел до самого красивого места и заодно передал слово судьи-экзаменатора, как его именуют – «патриарха литературы»[50]. Там, между прочим, была следующая фраза: «Что ни знак, то больно подходящ!»
Лу-юнь при этом заявила отцу:
– Сестра говорит, что надо бы вычеркнуть слово «подходящ».
Публика не понимала. Однако Хуань, боясь, как бы эти слова не были издевательством, не решился расспрашивать далее.
Ван кончил декламировать и опять сообщил общий отзыв о сочинении, где, между прочим, стояло следующее:
– Барабан из гэ[51]раз ударит – тысячи цветов одновременно упадут.
Фан-юнь опять, прикрыв рот, говорила с сестрой, и обе они так смеялись, что не могли поднять головы.
Лу-юнь опять сказала вслух:
– Сестра говорит, что барабан из гэ должен бы, собственно, ударить четыре раза!
Публика опять не поняла. Лу-юнь открыла рот, желая сказать, но Фан-юнь, сдержав смех, крикнула на нее:
– Смей только сказать, девчонка! Забью насмерть!
Публика пришла в большое смущение, и все стали друг перед другом догадываться и судить… Лу-юнь не могла вытерпеть.
– Вычеркнуть слово «подходящ» – это значит тогда: «Что ни знак, то больной, и, следовательно, не идет»[52]. В барабан ударить четырежды – это значит: «Не идет, и опять не идет!»[53]
Публика хохотала.
Хуань сердито выбранил дочь. Затем он встал со своего места и налил Вану чарку, извиняясь перед ним бесконечно…
Раньше Ван, хвастаясь и кичась своим талантом и своею славой, совершенно искренне не признавал тысячелетий… Теперь же, когда дошло до этого, дух его как-то осекся, упал… Он сидел и только потел, потел неистово.
Хуань, желая польстить Вану и утешить его, сказал:
– У меня, кстати, есть одно словечко… Прошу всех за столом дать ответное построение:
«У почтеннейшего Вана на теле повсюду нет ни одной крапинки, которая не напоминала бы яшму-драгоценность»[54].
Еще не успела публика справиться с антитезой, как Лу-юнь в тон отцу уже говорила:
«У досточтимого Миня на голове – еще проведи он полвечера – сейчас же образуется черепаха».[55]
Фан-юнь усмехнулась[56], но сердито крикнула и рукой раза четыре повернула у девочки в ребрах.
Лу-юнь выскользнула от нее.
– Разве я вмешиваюсь в твои дела? – сказала она. – Ты же ругаешь его все время и не считаешь это проступком… А если фраза от кого другого, так уж и не позволяется?