Советский лингвист Г. Винокур отмечал: «Весь контекст социальной действительности в ее исчерпывающей полноте – вот тот матерьял, из которого история лепит биографию»[2]. Биографически-историческая канва для рассказа о художнице Ксении Левашовой необходима как естественный фундамент творчества, это ресурс глубокого залегания, без такового не обойтись «всякий раз, когда роль реального основания в структуре поэтического произведения играет факт биографии, историческая дата, входящая в историю личной жизни»[3].
Все прорастает из детства: «Появление няни в нашей детской жизни было большим событием. Во-первых, няня приехала и привезла с собой большой сундук „добра“. И мы с замиранием сердца ждали, когда же откроется эта кладовая. Сундук поместили в коридоре, а там не было света, и когда няне понадобилось достать ковровое платье, сундук выдвинули в детскую, и няня подняла крышку. А на крышке было наклеено столько замечательных картинок, сколько нам не приходилось встречать ни в одной книжке». Это воспоминание относится к 1895 году, когда Ксении минуло десять лет – период осознанного, «зрелого» детства.
Художник Роберт Фальк, ровесник Левашовой, вспоминал, что первыми острыми эстетическими впечатлениями был обязан кухарке, к которой сильно привязался. Благодаря ей мальчик «познакомился с первой коллекцией живописи: на внутренней стороне крышки ее сундучка, где она бережно хранила все свое имущество, были наклеены пестрые лубочные картинки, обертка от туалетного мыла, рекламные этикетки»[4] – очевидно, что это не два частных случая, а те универсальные визуальные зацепки, которые оставляли след на многих и многих детях, исподволь формируя в них будущие намерения и даже соблазны художественных рисков. Синдром коллажа в 1910-х – 1920-х как принципа художественного мышления формировался и такими бытовыми, глубинными течениями, как «кухаркины сундучки». Да и любовь к народному маргинальному искусству органически возникала у тех художников-собирателей, что взрослели в окружении вывесок, лубков и ковровых набоек конца XIX века. Фальк отмечал, что долго изживал эти впечатления, сильно повлиявшие на его живопись интенсивностью цветов и резкими графичными контурами. Можем предположить, что и на девочку Ксению воздействие таких картинок и даже, что важнее, коллажного принципа их соединения было продолжительным и глубоким и в будущем неотрефлексированно отражалось на методах творчества, заставляя вновь и вновь соединять цветные лоскутки в живописные композиции.