Кутаясь в шаль и улыбаясь широкой, не сходившей с сизого лица улыбкой, Валя Синяк одобрительно следила за чёткими действиями ребят и уже пускала пузыри в предвкушении хорошей поддачи.
Радостное известие, принесенное Горбачёвым с кухни о том, что селедочка с лучком уже практически готова, а картошка в мундире «на подходе», мужская братия встретила дружным вставанием и, шумно чокаясь «за удачу» и «за Синяка», махнула по первой, не дожидаясь девчонок.
Синяк со словами: «Дамам можно сидя!» выпила из своей персональной эмалированной кружки и смачно крякнула, подцепив гнутой вилкой кильку в томате из банки, которая стояла на столе ещё до прихода честной компании. Вождь, не успев прожевать солёный огурец, нанизал на вилку огромный, как мухомор, кусок докторской и презентовал его через весь стол Синяку. Брызгая слюной на Царевича и Горбачёва, он воскликнул:
– Валя, ну почему я в тебя такой влюблённый!
Глаза Вали Синяка засветились искорками вселенской любви после первого разлива. По-прежнему продолжая улыбаться, она молча подставила свою кружку для новой порции водки.
Далее последовал торжественный внос дымящейся картошки, селёдочки, яичницы и прочей незатейливой гастрономической импровизации. Художники с гиканьем встретили возвращение девчонок с кухни. Путь к сердцу мужчин был проложен на скорую руку, но умело – и все шумно выпили за это.
Голубые Мечи быстро хмелел не столько от водки и выпитого перед этим пива, сколько от дружеской обстановки за столом. Комната то и дело взрывалась от хохота: Горбачёв рассказывал историю о том, как он неожиданно для себя продал копию незабвенной картины Ивана Ивановича Шишкина «Утро в сосновом лесу» северным корейцам.
– … Я им толкую: животных, мол, не рисую. А они мне: а лес? Лес, говорю, пишу, но сейчас у меня ничего такого не осталось… а потом сам вспоминаю, что у Петровны в чулане уже год лежат эти «Медведи» – только место занимают, ядрён корень! Полтора метра на два. Я по ним еще летом прокладочку сделал и холст в двух местах подклеил…
– А дальше что? – нетерпеливо спросила сидевшая на колене у Вождя маленькая, но местами пухленькая Ляля, судя по всему далёкая от искусства. Однако чувствовалось, что Шишкин и особенно его «Три медведя» (как их называют в народе) были ей близки.
– Ну, тащу их к Петровне. Она пока чайку сообразила, я этих «Медведей» быстренько пиненом