Лужин получил сотрясение мозга средней тяжести и перелом ключицы, а Вова срок в колонии строгого режима. Следствие и суд прошли быстро, и он девятого сентября был уже на зоне, где его полураздетым запустили в кабинет, где заседала комиссия из сотрудников колонии.
– Ну что сказать, на топор и пилу его, – первым оценил телосложение заключённого начальник учреждения полковник Гордеев.
– Мне противопоказан физический труд, – сказал Вова, – смотрите лучше мои медицинские отклонения по здоровью. – Он знал, что мама в дело пристроила несколько справок о его болезнях, какими он переболел в детстве. – Дайте мне такую работу, чтобы я пятилетку за три года выполнил, – потребовал он.
– Вот в пятом отряде ты и будешь пожинать свои трудовые успехи, – сказал полковник, не глядя на Воронова. – Отличишься ударным трудом и примерным поведением, значит раньше домой уйдёшь и продолжишь заниматься спортом. А про проблемы своего здоровья забудь. В твоём деле ксерокопий дипломов и грамот, которые ты завоевал на спортивном поприще, значительно больше, чем справок от педиатра и других врачей. Поэтому начинай с завтрашнего дня свою трудовую жизнь с марша энтузиастов.
Нарядчик увёл его в пятый отряд. Это был длинный барак, находившийся около клуба. В секции в два ряда были установлены двухъярусные койки. Нарядчик передал новичка в руки бригадиру двадцать первой бригады и покинул барак. И у Вовы Воронина начался с этого дня лагерный стаж, но не трудовой, а штрафной. Его поместили в изолятор вместе с четырьмя уголовниками, корчившими из себя закоренелых сидельцев. На самом деле это были рядовые, обычные зеки и ничего авторитетного из себя не представляли. И свой гонор могли показывать только среди новичков и зеков низшей касты и то не в присутствии авторитетов. Встретили его сокамерники с аплодисментами и нескрываемой радостью. Только Вова переступил порог камеры, как один с конопатым носом, ехидно прогундосил:
– Теперь не будем спички тянуть, кому парашу по утрам выносить. Молодого очередь наступила, – показал он пальцем на новосёла камеры. Вова слышал, что сказал конопатый, но ничего не ответил. Он зашёл в камеру и безмолвно, кивком головы поздоровался со всеми.
– Мальчик ты глухонемой чоли? – спросил всё тот же конопатый.
Вова осмотрелся в камере, где кроме параши из мебели ничего не было и облюбовав себе уголок, на корточки присел туда.