Перед глазами проплывали мутные лица незнакомых людей, очертания которых были прозрачны, их руки, хватающие зачем-то за лицо. Они что-то спрашивали и говорили. Марк не слышал. Хотелось одного – скорее проснуться от этого страшного сна. Он старался изо всех сил, но не мог.
Время с каждой секундой настаивало на правде, но Марк не верил. Бывают такие сны? О чем они говорят? Что с ней все хорошо? Или, может быть, ей нужна помощь? Он хотел поскорее позвонить ей и рассказать.
Взяв в руки телефон, набрал ее номер. В ответ послышалось только: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
– Эй, парень, что с тобой? Ты слышишь? У тебя там кто-то был?
– Со-фи… – он метнулся на улицу.
Парни из кафе вышли за ним.
– Эй, тебя отвезти? Все нормально будет. Куда только, скажи?
Стоя на подкосившихся ногах в толпе курящих у выхода футбольных фанатов с дуделками и хлопушками, среди смеха и лозунгов в поддержку команд, он рухнул на колени на мокрый асфальт и прикрыл руками лицо.
Кто-то сторонился странного парня, кто-то бежал по своим делам, раздражаясь на перегородившую дорогу толпу, кто-то смотрел с содроганием сердца и жалостью.
Марк поднял глаза в небо, капли дождя безжалостно лупили по лицу.
«Нет! Софи! Нет!»
В толпе слышно было, как люди говорили об авиакатастрофе, шептались и не знали, чем можно помочь.
Двое из бара подошли к нему: «Вставай, вставай, дружище».
Он махнул рукой и вышел на дорогу.
Хорошо, было полно такси. «Улица Канта, семь. Наличные».
Что первым делом делают люди, потерявшие своих близких? Они куда-то едут, идут, бегут, бросая все свои важные и неважные дела. В больницу, домой, к месту аварии. И далее по сценарию: узнают, выясняют, как все произошло, ищут очевидцев, пытаются найти виновных в трагедии, добраться до ее причины, а дальше – общение с врачами, полицией и похоронными агентами. Как итог, собираются вместе, ищут ответы на одни и те же вопросы, строят версии, пытаются вернуться в прошлое: «А если бы…»
Марк был один на один со своим горем. Ему некуда было ехать, не с кем было поговорить, нечего было выяснять.
Первое, что пришло в голову, – это позвонить на горячую линию, выделенную для родственников тех, кто находился на борту, но он не хотел услышать ее фамилию в списках, он и так знал, что она села на этот чертов самолет. Еще больше он не хотел говорить с психологами, которые вливают в уши всякую чушь каждому родственнику, подготовленную заранее по инструкции, описанной в протоколах в случае гибели людей в авиакатастрофах. Про судьбу и принятие, про сохранение стабильности, про то, что мы не в силах изменить прошлое. Плевать он хотел на все эти слова. Ему казалось, что он сам мертв.