Жаба и кастрат Минков[2] наводит желание дать ему под зад и выкатить его из штаба, чтобы он и забыл, что когда-то был в Красной Армии. Какое ничтожество! С таким нач. штаба не повоюешь.
Можно слышать определение: «Хоть бы на время войны убрали эту трусливую жабу». На любое задание, в любое место, только не с кастратом военной мысли.
Штаб перебазировался в Поставы. Группа – Епанчин, Гюппенин, мой пом[ощник] Федотов, комдив Аладинский.
4.7.41. Витебск
Испытывал приятное волнение и спокойствие. Немец движется на запад. Бешенковичи уже заняты. А у нас возмутительное вы-жи-да-ни-е с тем, чтобы в момент, когда огонь и сверху и, главное, с земли – удариться в панику.
Минков, как жаба, не ходит, а ползает. Его давит страх. Он почти не соображает. Он всех задёргал и заездил. В эти часы он проявляет мах. тупость и отсутствие воли. Он уже оцепенел от страха. Какая тупая личность и даже не личность, бесцветная жалкая фигура.
* * *
Да, видно, здорово этот Минков сидел у всех в печёнках! Но пройдёт ещё немало дней, прежде чем его снимут с должности.
Есть в этой записи один требующий пояснения момент. «Бешенковичи уже заняты» – это, можно было бы думать, о наступлении немцев. Но как тогда объяснить две первые фразы? При наступлении они двигались на восток. Скорее всего, это связано с нашим контрнаступлением в начале июля юго-западнее Витебска, когда 5-й и 7-й механизированные корпуса отбросили фашистов на 30–40 километров к западу в сторону Лепеля, Бешенковичей и Сенно. Это был кратковременный успех. Но – успех! Он здорово помог войскам, оборонявшим Витебск, и поубавил пыл у рвавшихся на восток немцев. После этой записи в дневнике опять долгий перерыв.
1941–1942
Лишь перечень населённых пунктов с датами позволяет представить, как двигался штаб 12-й авиадивизии. А двигался он, увы, на восток: за Витебск, Смоленск, Вязьму. Вот как это обозначено в дневнике:
26.6. Витебск.
27.6. Лес. 8 клм. с/в Витебска.
10.7. Лес. 10 клм. ю/в Демидова.
12.7. Стабна.
14.7. Ст. Кардымово.
15.7. Лес у д. Мясоедово, 8 клм. с/в Вязьмы.
* * *
С конца июля записи в дневнике становятся более регулярными.
Я объясняю это тем, что, несмотря на все беды и потери, неразбериху и бессонницу, несмотря на всё то, чем был памятен первый месяц войны, начальник связи одного из соединений Красной Армии вместе со многими другими командирами и красноармейцами понял: бить немца можно, можно противопоставить ему и нашу технику, и нашу выучку, а главное – нашу волю. Тогда, на втором месяце войны, стала, видимо, уменьшаться та дьявольская напряжённость нервной системы у каждого, кто, отступая, вёл отчаянные оборонительные бои.