Однако душа во всех, так сказать, личностных отношениях осталась Денисом Громовым. Она сохранила способность воспринимать мир, хотя свет вокруг нее померк, краски поблекли, предметы сделались размытыми и лишенными четких очертаний. Звуки тоже стали глухими и неразборчивыми. Говорить душа могла, но издавала лишь тихое шептание. Весь груз неразрешенных горестей тоже остался при ней. Но теперь она была одна, никому не могла пожаловаться и ничегошеньки не могла исправить. Мало того, прилепленная какой-то неведомой силой к своему бывшему телу, она даже не была свободна в своем передвижении. Но и этого мало, – новый хозяин тела, который только один и знал, что душа рядом, два раза в день погружал в нее свои руки, чем причинял ей невыносимую боль и питал себя ее силой.
Оказавшись запертым в кутузке, субъект, обосновавшийся в теле Громова, впервые за все последние дни решил поговорить с душой.
– Привет, здоровяк. Как тебе в твоем новом положении? По-моему, немного необычно. Что скажешь? Я тебя обманул? Нисколько. Все по нашему уговору. В ад ты не попал и не попадешь, не беспокойся. А что касается рая, то мне, честно говоря, его планы в отношении тебя неизвестны. Мне как-то забыли о них сообщить. И скажу по секрету: я вот уже третью сотню лет подозреваю, что никакого рая нет. Чего сказал? Я тебе про рай рассказывал? – Громов почесал затылок. – Не помню что-то. Ты не грусти, подумай лучше о преимуществах своего положения: ты теперь невидим, а еще можешь летать, сквозь стены проходить, я тебя даже буду время от времени отпускать на прогулку, я твоих предшественников всегда отпускал. Слушай, я чего хотел спросить: как мне теперь тебя называть? Громовым как-то неловко, ведь это я теперь Громов. Ведь не может нас быть двое. Давай я тебя буду называть здоровяком, ты пока вон какой здоровый. А вообще ты сам подумай, сам себе имя подбери, мне потом скажешь. А я посплю. Устал я, хотя твоя душевная поддержка мне очень помогает. Ну, спокойной ночи.
Громов растянулся на лавке, подложил под голову кулак и тут же уснул. Душа, зависшая под потолком и, наконец, получившая некоторое подобие покоя, тоже начала впадать в сонное оцепенение.
– Господин Громов, – вдруг послышался чей-то едва уловимый шепот, – господин Громов.
Душа встрепенулась, осмотрелась по сторонам. Никого.