– Ох, умираю! – вдруг завопила тень.
Она опять стала похожа на скелет и, кажется, даже не крысы, а какого-то еще более мелкого грызуна.
– Господин Громов, спасайте!
– Да, – сразу согласилась душа.
Напитав себя и вновь восстановив размер сытой крысы, тень уверенно произнесла:
– Не сейчас, Макар Иванович, все узнаете позже. Мы еще увидимся с вами. Сейчас нам нужно торопиться.
– А куда конкретно нам надо идти? – растерянно спросила душа.
– А вы разве сами зова хозяина не чувствуете?
– Нет.
– Хм, может он помер уже. Что ж, поищем. Для начала в милицию надо.
Но ни в камере предварительного заключения, ни в прочих помещениях районного отделения внутренних дел Громова не оказалось.
– На квартиру к покойному Рукоблудскому, – распорядилась тень.
Знакомая дверь на первом этаже была опечатана сургучной пломбой. Тело психиатра уже обнаружили, а прав на квартиру пока никто не предъявил. Проскользнув внутрь, оглядели помещение. Трупа нет, на полу сухие отпечатки чьих-то подошв.
– Может он у меня дома? – предположила душа. – Но там остался труп Сорокопута. Дверь, наверняка, тоже опечатана.
Никакой пломбы на двери не было. Да и сама дверь не заперта, а просто прикрыта.
Тела Сорокопута на кухне не оказалось. А вот Громов лежал на полу в гостиной комнате, на том самом месте, где десять дней назад выкручивал руки Татьяне Барышевой.
– Есть! – прошипела тень, метнулась к телу и радостно воскликнула: – Живой! Не опоздали, сейчас все поправим, сейчас…
Послышалось приглушенное бормотание. И душа вспомнила: Рукоблудский, склонившись над ним, зловеще шептал те же самые слова. А потом было падение в черную пропасть. Душа содрогнулась, кинулась вперед, но опоздала.
Тень юркнула внутрь тела, а вместо нее из головы лежащего человека вывалилась точно такая же крохотная тень. Эта вторая напоминала все тот же крысиный скелет. Как опавший осенний лист опустилась она на ковер, да так и осталась лежать на нем без всяких движений. Громов же неуклюже, как боксер после нокаута, стал подниматься. Он поднес к глазам раскрытые ладони и вдруг начал выплясывать какой-то нелепый танец, задирать ноги, размахивать руками и восторженно кричать. Потом он выскочил в прихожую и целых десять минут крутился там перед зеркалом.
– Эй, раб, – донесся из прихожей его окрик, – ко мне!
Сила неодолимого притяжения подхватила душу и повлекла в прихожую.