Проснулась я чуть свет: привыкла за четыре года – на территории кампуса в семь включали радио, и гром национального гимна мог разбудить даже покойника. Юлька тоже оказалась ранней пташкой и, как только я завозилась на неудобной раскладушке, спросила:
– Что проснулась? Рано еще.
– Отоспалась за дорогу. А ты?
– Да вот все думаю, куда этот субчик, Слесарев, подевался? Как сейчас помню, последний раз я ему звонила первого июня, в международный день защиты детей; он, вроде, никуда не собирался, обо всем договорились. Не понимаю.
– Я же через неделю должна была вернуться.
– В отпуск уехал? Вряд ли, он бы предупредил.
– А может, в командировку?
– Черт его знает. Я ему всю неделю звонила – без толку. Ну ничего, поживешь у меня, а там видно будет. Кофе хочешь?
– Ага, твоего, в Китае ведь в основном растворимый продается.
Юлька, похожая на фрегат в своей необъятной ситцевой рубашке, проплыла на кухню, я покрутилась еще немного – вставать, честно говоря, не хотелось, но ложе было не из царских, и я тоже поднялась. Майка, конечно, еще дрыхла. Вода оказалась тепловатой, поэтому душ не так чтобы очень взбодрил, вся надежда была на кофе – Богдашечка великий мастер его готовить.
– Хорошо тебе, – сказала она жалобно, глядя на мое розовое одеяние, – а я никак не могу себе махровый халат подобрать: все для мелюзги.
– Ты и в этом самая красивая, – я чмокнула ее в щеку, и она растроганно заморгала своими большими кукольными глазами.
После кофе мы закурили, и Юлька глянула на часы:
– Дай-ка еще попробую.
На этот раз телефон отозвался короткими гудками, и она встрепенулась:
– Засекли! Болтает с кем-то. Давай прямо сейчас к нему, а то опять куда-нибудь слиняет.
Через десять минут мы тарахтели на Карле по пустынным еще улицам.
Ехать было всего ничего, двор встретил полной тишиной; в отличие от меня, он совсем не изменился. Лифт почему-то не работал; знакомая лестница, зеленые панели, мой третий этаж – и вдруг вишневая металлическая дверь. Я оцепенела.
– Мама родная, вот так фокус! – ахнула Юлька. – Когда это он успел?
Она принялась нажимать кнопку звонка; не знаю, почему, я поняла, что квартира пуста.
– Черт, куда же он подевался? – Юлька продолжала безуспешно давить на коричневую пуговку. – Ведь точно же был дома.
В этот момент открылась дверь напротив, и на площадке появилась худенькая остроносая бабулька. Бог мой, это была Анна Петровна, моя соседка – что делает с людьми время!