Существует как минимум три проявления «другого» – это непосредственно другой, а также иной и чужой. Последний лик представляет для нашего исследования наибольший интерес, потому как если с существованием другого и иного мы готовы мириться и вполне успешно находим точки соприкосновения, то чужой внушает страх и ужас, ибо эта фигура «не одной со мной крови» воплощает собой смерть.
Массовая культура привила однозначное восприятие чужого – враждебный пришелец (вспомним знаменитый фильм: жутким безмерно агрессивным ксеноморфам только и нужно, что проникнуть в человеческое тело для размножения ценой гибели носителя). Мы не в состоянии его понять, измерить его привычными категориями реальности, потому что он не вписывается в их рамки. Он из чуждого нам мира. Ему никогда не найдется места рядом с нами. Он по каким-то неясным для нас причинам отказывается от диалога с нами, значит, стремится к насилию, стремится навязать свои ценности, разрушив при этом наши.
Для понимания наших поведенческих особенностей обратимся к интересной детали антропогенеза. Сравнительно недавние палеонтологические находки опровергают традиционные представления о том, что все значимые культурные прорывы были совершены исключительно нашими далекими предками. Сегодня можно говорить о том, что на Земле в одно время сосуществовали как минимум три вида людей, три разных человечества, имеющих аутентичные культурные, социальные и обрядовые, в том числе погребальные, практики. В нашем распоряжении нет достоверных свидетельств, почему те же неандертальцы сошли с исторической арены (традиционные взгляды – вымирание или ассимиляция), однако, существует непопулярная и достаточно неудобная для нас (но много объясняющая) гипотеза, согласно которой наши более развитые предки попросту истребили других людей. Они были для них чужими во всех смыслах этого слова.
Чужой в нашем сознании – потенциальный, если не однозначный, враг. Его нужно сдерживать границами, международным правом, военной силой, ядерным арсеналом. В противном случае он грозит прорваться на нашу территорию и утопить нас в крови. Для нас лучше, если бы чужой не существовал, был стерт с лица Земли. Между нами и чужим ценностная пропасть.
Мы хотим, чтобы люди вокруг были похожи на нас. Мыслили как мы, действовали также. Мало кто допускает, что люди могут быть нашей полной противоположностью, и это не лишает их права на существование, не делает их убийцами и каннибалами. Но сегодня индивидуализм – едва ли не очередное религиозное убеждение. Именно он подталкивает нас к болезненной поглощенности собой. Все больше людей удивляет сам факт существования людей, имеющих взгляды на жизнь, выходящие за берега мейнстрима. Точно такие же схемы действуют на уровне государств. Ведь государствами управляют люди. А люди зачастую иррациональны.