Эдмунд ждал, что девушка скажет что-нибудь, считал удары сердца, молясь, чтобы ее голос заглушил этот нестерпимый грохот, заполнивший уши, но вместо слов Вивиана вдруг обняла его во тьме, крепко, прижимаясь теплой щекой к его груди.
– Мисс… – голос недавнего больного едва прошелестел, не громче, чем шаг призрака.
– Хочешь есть?
Девушка отстранилась, но Эдмунд видел в лунном свете, что она все еще стояла к нему ближе, чем позволяли приличия, почти вплотную. Бледные лучи ночного светила озаряли удивительный абрис Вивианы, позволяя увидеть, что она, однако же, выглядела хуже, чем обычно: бледное, исхудавшее лицо, темные круги под глазами, заострившиеся скулы. Да, Вивиана провела не одну ночь у его постели… Эдмунд смолчал, но она полушепотом бестактно заметила:
– Ты еще так плохо выглядишь, щеки впали… – и засмеялась, прижимая пальчики к губам. – но я рада, что ты встал.
Эдмунд вдруг ощутил, что чертовски голоден. И это была хорошая новость.
Зоя чувствовала, как меняется. Ей казалось, что с каждым днем она только хорошеет и расцветает. Айкен был с ней согласен, а вот Хэвен… Всегда молчаливый и спокойный воин стал неожиданно резок с ученицей. Он тоже чувствовал, что она все больше и больше становится человеком. И это его бесило. В то утро, когда Зоя, запахнувшись в халат, выбралась на кухню, чтобы приготовить кофе, учитель решил, что с ней нужно поговорить. Хэвен схватил ее за локоть, развернул ее руку и прищурился, осматривая внутреннюю сторону предплечья.
– Что это?
Зоя непонимающе переводила взгляд со своей кожи на учителя.
– У тебя появилась родинка.
Зоя улыбнулась.
– Прелестно. У людей они ведь время от времени появляются, я права?
– Нет, это не прелестно! – рявкнул Хэвен, неосознанно дернув на себя руку девушки. – послушай, ты срочно должна уехать. Или Айкен. Можете договариваться и выбирать, но, так или иначе, это должно случиться. Я прошу… ради безопасности.
– С каких пор тебе жаль Айкена? – Зоя грубо вырвала руку из захвата учителя и встряхнула ею, будто могла испачкаться.
– Не его. Тебя. Чем больше ты человек, тем больше уязвима.
Зоя с едва слышным свистом вдохнула через стиснутые зубы, словно перебарывая боль.
– Нет! Ты не понимаешь. Мои эмоции и чувства не имели смысла, пока я не была человеком. Это была игра в любовь, в боль, в гнев. Только теперь все по-настоящему.