– Мне здесь нравится больше, чем внутри. Я не против приемов, правда, но вот уже второй раз недовольна… ничем. Я устала от этого поместья, от этого тягучего, скучного времени. Каждая мелочь, которая тут случается, возводится в ранг великого события. Только на пороге ночи я чувствую что-то настоящее вокруг себя.
– Мне казалось, Вы не любите сумерки, – сказал Эдмунд. Вместо ответа Вивиана закрыла глаза и глубоко вдохнула холодеющий воздух. Только когда молодой человек спустился с крыльца, приблизился и коснулся ее плеча, она повернула голову и произнесла:
– Да, верно, не люблю. Но я будто обязана стоять тут, слушая, как внутри меня все тянет и гудит, как мне больно, не оттого, что этому есть какая-то причина, а потому, что она могла бы быть…
Эдмунд вздохнул, хотел было рассмеяться, сказать, что все это тоска, что надо ехать в Лондон, но разумно промолчал. Впрочем, Вивиана, казалось, и без того знала, как он отнесся к ее словам.
– Вы ведь не понимаете, о чем я. Должно быть, что-то подобное, как я сейчас, испытывают верующие в церкви, только в несколько раз сильнее. Как будто есть что-то прямо у тебя над головой, и рядом тоже, и ты можешь раскинуть руки и упасть в него, а оно тебя примет, но ты стоишь и не двигаешься с места, потому что тебе не дают этого сделать твои земные желания.
– Грешные, – подсказал Эдмунд.
– Да, – Вивиана вновь ненадолго закрыла глаза. – как, наверное, хорошо осознавать, что ты сотворен по образу и подобию Божию.
– Не уверен.
Эдмунд приглушенно и нервно рассмеялся, а Вивиана повернулась к нему лицом, теперь она улыбалась, нежно и насмешливо коснулась его носа и сказала:
– Просто Вы врач.
Вдалеке заухала сова, будто дав понять молодым людям, что они не одни даже там, где людские взоры не могут их достичь.
– Какое же здесь все-таки дикое место.
Молодой хозяин не понял, что хотела сказать девушка и неловко пробормотал:
– Я хотел привезти Вам мопса из Лондона…
– Молчите, пожалуйста, – Вивиана, поддавшись непонятному ей самой порыву, схватила голову Эдмунда руками и поцеловала его горячо, но кратко, затем отшатнулась, раскаиваясь, и потонула во тьме под деревом. Ошеломленный доктор Купер ощупал лицо, не веря, что оно принадлежит ему, обласканное так пламенно и долгожданно.
– Ничего больше я не могу Вам дать, – произнесла Вивиана. Голос ее рассеивался, словно несся со всех сторон сразу.