На мгновение она почувствовала, как с ее хрупких плеч спадает неподъемный груз, будто она неспешно передает свои печали и страдания собеседнику, отпуская весь невыразимый негатив, накопившийся в ее полном волнения сердце.
– Моя матушка объявила мне о нашей с Фицем помолвке год назад. Не спросила, нет, просто поставила перед фактом. Либо так, либо постричься в монахини и пойти в служение к Брату Каллету.
Бран слушал ее рассказ и постепенно осознавал, какую глубокую рану он открыл, словно своими собственными пальцами сковырнул струп, наросший над гнойной язвой. Ему становилось все хуже и хуже настолько, что он напрочь позабыл о случившемся с ними в эту страшную ночь ужасе. Забыл о собственных мучениях и скитаниях в Ардстро. Забыл о беспросветном одиночестве, голоде и мучительной жажде, сковавшей в тиски иссушенное горло. Забыл обо всем, кроме того, что Ниса принадлежала другому. Он не мог объяснить себе, почему уродливые, членистоногие существа, несущие в своих мохнатых лапках уныние, скорбь и печаль, неожиданно стали расползаться по всему телу, самым бесстыдным образом забираясь в потаенные уголки его организма и оплетая их прочной ажурной паутиной отчаяния. Его голова закружилась, а ноги подкосились. На секунду он остановился на месте как вкопанный, предательские слезы подкатили к самому горлу, и он уже не мог ничего произнести.
Ниса, с головой погруженная в собственный рассказ, не смогла ощутить резкую перемену, проявившуюся в Бране. Полушепотом она все продолжала говорить, растягивая длинные, вязкие слова, словно само их заунывное звучание доставляло ей неимоверное удовольствие. Но парень ее уже совсем не слышал. Уши, будто от резкой смены давления, заложило напрочь, а буря гнетущих мыслей, разрывавшая сонную голову, не давала сосредоточиться на монотонной, как церковная молитва, болтовне.
– И Фиц обо всем этом знал еще задолго до того, как меня поставили в известность. Он сказал, что испытывает ко мне теплые чувства уже очень давно, – без остановки тараторила Ниса, продолжая свой неспешный ход. – А я всеми силами пыталась выжечь в нем эту любовь. Хотела, чтобы он отрекся от этого влечения, возненавидел меня так, как я ненавижу эту брачную затею, это бессовестное сватовство. Вот он меня и невзлюбил. И стал таким… таким невозможно отвратительным. Я своими глупыми действиями пробудила в нем эту уродливую сторону его души.