Завидев издали Арсения, Анна выскочила на крыльцо, сбежала вниз и понеслась бы, как подхваченная ветром, но что-то ее насторожило. Во всей фигуре Арсения Анна уловила суровую обреченность, даже какую-то надломленность, и недавняя душевная суматоха покинула ее, а вспыхнуло сострадание, хорошо знакомое чувство. Она подумала, что с ним случилась беда.
Она и спросила сразу:
– Что с тобой?
Встретились они возле скамейки, сколоченной из брусьев, без спинки.
– Присядем, – попросил он.
Она первая села, не отрывая взгляда от его лица, которое выражало какую-то сокрытую муку. А он, должно быть, предложил сесть, чтобы можно было не видеть ее глаза. И за весь разговор он так и просидел боком, глядя в одну точку перед собой, ни разу не глянув на Анну.
– Я женюсь, Анна, – сказал Арсений. – Так надо.
Может быть, она ждала какого-то большего несчастья, или своя беда не сразу осознается, как боль от раны, – пока дойдет до сердца! – но Анна приняла весть внешне спокойно. Внутри только все застыло, замерло.
– На ней? – как само собой разумеющееся спросила Анна.
– Да.
Они знали, о ком говорят.
– Поздравляю, – все еще находясь в странном покое, проговорила Анна.
– Не поздравляй, – сказал Арсений. – Я обязан жениться. – И второй раз повторил. – Так надо.
– Ну, хорошо, – смиренно согласилась Анна. – Не буду поздравлять.
И даже на горькую шутку ее хватило:
– Пригласишь на свадьбу?
– Какая свадьба! О чем ты?
Он поднялся.
– Уже ничего не изменить, Анна. Прощай!
И эти слова – «ничего не изменить» – будто ударили по нервам, как по струнам. И Анна закричала бы, забилась бы в истерике, накинулась бы на Арсения с кулаками, но последней силой воли заставила себя встать и пойти.
Василий не слышал, о чем они говорили, но как только Анна стала уходить, подбежал к мрачному Корнееву. Анна Ванеева уходила к дому старинного облика, но возле высокого крыльца с колоннами круто свернула в сторону и побежала вглубь парка между высоченными тополями, с которых обильно облетал пух, заполняя пространство белой пеленой, словно крупными ватными хлопьями шел снег. Какой-то разговор произошел между Анной и Арсением за то время, пока Василий стоял за воротами. И любопытно было Василию – о чем, потому он хотел спросить приятеля, но слова застряли во рту, язык ослушался. На Василия смотрели застывшие глаза Арсения, будто прихваченные прозрачным ледком, как по осени лужицы.